- У тебя неплохая должность, - вместо спасибо, ответила сестрица, - Зарплата, наверняка тоже хорошая. Куда ты все деваешь?
- Лена, совесть у тебя есть? – одернула бабушка, а сестра рассмеялась.
- Да ладно, - отмахнулась она, - Что вы так все близко воспринимаете?
- Мам, давай пойдем скорее домой. Хочу в новую игру сыграть, - поторопил Виталик Лену и посмотрел на меня, - Аль, ты не обидишься, если я уйду? Я завтра к тебе загляну.
- Не обижусь, - ободряюще улыбнулась.
Бабушка проводила старшую внучку с правнуком, а я, игнорируя Виктора Александровича, наблюдавшего все это время за мной, повернулась к большим окнам. Такая апатия и усталость нахлынули, не хотелось даже шевелиться. Его взгляд прожигал во мне дыры, не оставляя живого места, но что были эти чувства в сравнении с горьким послевкусием от встречи с родственниками.
- Алин, - бабушка подошла и обняла за плечи, прижимаясь ко мне всем телом, - Ты не плачь, хорошо? Знаешь же, что всегда так. Не надо было тебе ей деньги давать. Толку с этого нет. Да и мать прекрати на своих плечах тащить. Даже простой благодарности с этого не получаешь.
Ладошкой вытерла слезы и уткнулась носом бабушке в плечо. Только она меня понимала, только она поддерживала и все знала. Но иначе я не могла. Какими бы плохими они не были, все равно семья, бросить которую я никогда не смогу. Очередной загон, правило, которое я вдолбила сама себе. Осознаю, что неправильно поступаю, но ничего с собой поделать не могу
- Так, - бабуля уперла руки в бока и строго посмотрела на меня, - Хватит грустить. Витя нам почитает. Правда же, Витюш?
- Да, давайте, - согласился Виктор Александрович. Он бросил на меня мучительный, ласковый взгляд, от которого сердце сжалось, забывая как биться. В этом взгляде не было намека на обиду или осуждение. Он смотрел на меня и читал мои эмоции, пока бабушка выискивала нужную книгу на книжной полке.
Виктор Александрович напоминал мне, что он здесь, потому что считает так нужным. Здесь, потому что я ему нужна. Но я снова не верила. Не верила, потому что разочаровалась в любви, устала верить в нее и надеяться на чудо. Он не может быть тем, кого я нарисовала в своем воображении, только потому, что это сказка. А с реальностью бороться в очередной схватке будет смертельным для меня.
- Вот, нашла, - бабушка протянула Виктору Александровичу стихотворения Асадова, а я закатила глаза. Она их знает наизусть, а все равно читает. – Ты почитай нам, а мы с Алей в шахматы сыграем.
Она достала свою любимую доску с красивыми деревянными резными фигурками и устроила ее на столике. Я улыбнулась, забыв про Лену, но вспомнив о дедушке. Это он сам вырезал шахматные фигурки и делал доску для бабушки. Они любили по вечерам играть в шахматы. А сейчас, бабуля, не признавая этого вслух, хочет побыть наедине со своими воспоминаниями. Погрузиться в любимую дедушкину игру и послушать свои любимые стихи, в исполнении мужчины.
- Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться… - начал Виктор Александрович, пока мы начинали разыгрывать партию.
Время тянулось медленно, тягучее как стихи, которые Рах читал то громче, то тише. Иногда мне казалось, что он запинается, но это был Асадов. Любая эмоция при чтении его стихов, всегда являлась вполне естественной. Словно поэтом так и было задумано.
- Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и очень верно…
Пока бабушка обдумывала свой ход, я посмотрела поверх ее головы, на мужчину, сидящего в кресле с книгой в руках. Оценила его задумчивый вид, притягивающий меня, как магнит притягивает металл. Что будет, если притянусь? Какой силы этот магнит и смогу ли потом оторваться? Погрузилась в низкий тембр голоса, расплавляющий меня, погружающий в пучину приятных чувств.
- Я в глазах твоих утону – Можно?
Нервно сглотнула. Игра с бабушкой могла быть бесконечно долгой, и если стихи ее успокаивали, то меня они распаляли. Заставляли нервничать, но в то же время умирать. Рах выбирал их с такой тщательностью, словно подстраивал под наши жизненные обстоятельства. Слова поэта проникали внутрь меня. Скрывать дрожащие от волнения руки становилось невозможным. Ладони вспотели. Чужие стихи, но читают их мне, а не бабушке. Вопросы поэта летят ко мне, напоминая о моем черством сердце, о моей неприступности.