- Отпусти, отпусти, отпусти, - закричала она, вырываясь и издавая звуки, похожие на рыдания, но я не обращал внимания, продолжая идти.
Тамары Алексеевны дома не оказалось, что было кстати, поэтому не раздумывая, оставляя за собой лужицы на полу, пронес колотящуюся в истерике Алину в ванную.
- Раздевайся, - мрачно приказал я. Речная вода смыла все мои кричащие эмоции, и все что осталось, так это слепая отрешенность.
- Совсем обнаглел, - завопила она, пытаясь вырваться и выбежать из комнаты, но недолго думая, я обхватил ее талию и прижал животом и грудью к стене, крепко фиксируя одной рукой. Второй рукой принялся стаскивать мокрую, скользкую одежду.
Громкие рыдания Алины не помогали ситуации, а неудачные попытки вырваться из моей хватки, вызывали только новую ярость в мой адрес. Она что всерьез думает, что я ее насиловать собрался?
Самым сложным оказалось стянуть с ее ног джинсы. Девушка брыкалась, как только могла, отбиваясь, как от самого свирепого маньяка. Я лишь старался помочь, в этот момент, не думая ни о чем, кроме как об освобождении от лютого холода, которым окутала нас река.
К очередному сопротивлению я не был готов, поэтому пуговицы на блузке Алины полетели в разные стороны от моего напора. Она оставалась в одном нижнем белье, но сейчас было не до этого. Все еще сопротивляющуюся девушку, запихал силой в душевую кабину и включил горячую воду. Скрестив руки на груди, Алина осела на пол, продолжая плакать так громко, что сердце разрывалась от боли и горечи, которая нахлынула с каким-то нелепым осознанием. Она меня никогда не полюбит…
Закрыв дверцы душевой, я скинул мокрую одежду и с себя. Меня трясло, но я не понимал, холод ли это, или же нервы. Обернувшись полотенцем, кое - как добрался до машины и прямо на улице переоделся в чистую сухую одежду. Вернувшись, снова вошел в ванную и запустил стиральную машинку, в попытке стереть все следы сегодняшнего никчемного приключения.
Я поставил чайник, и когда Алина вышла из душа, завернутая в белоснежный халат, ее любимый зеленый листовой уже был разлит по чашкам. Красные от слез глаза старались не смотреть на меня. Дрожащими руками она обхватила чайную чашку и принялась пить.
- Тебе нужно отдохнуть, - прохрипел я, думая о том, чтобы теперь не свалиться с простудой. Купание в такую погоду я никогда на себе не проверял. – Поспи. Знаю, ты не спала всю ночь, поэтому нужно отдохнуть. Я тебя не потревожу. Уеду сегодня. Если захочешь, переведу в должности с сохранением заработной платы, чтобы мы не могли больше встречаться.
Алина ничего не ответила и, допив чай, скрылась в комнате, оставляя меня наедине со своей иступленной разочаровавшейся влюбленностью. Хорошего она ничего не принесла, только растерзала мою душу.
Когда вернулась Тамара Алексеевна, Алина спала, тихонько похныкивая во сне, а я сидел в кресле у ее кровати, не готовый принять серьезное решение.
- Что у вас тут приключилось? – поинтересовалась ее бабушка, вытирая лужи на полу, от которых я не избавился.
- Ничего серьезного, - негромко ответил я, покидая комнату, напоследок взглянув на хрупкое маленькое тельце, забывшееся сном, - Тамара Алексеевна, спасибо за гостеприимство, но я поеду. Мне нужно вернуться в город.
- Да что ж такое-то произошло? – воскликнула женщина, - А ну-ка давай, топай в гостиную и расскажи, куда девался весь твой настрой.
Она усадила меня на диван, устроившись рядом и внимательно посмотрела, ожидая от меня какого-то рассказа.
- Мне нравится ваша внучка, - признался я, опуская взгляд.
- Это ясно с самого начала, иначе бы ты не приехал следом за ней, - констатировала Тамара Алексеевна, - Что дальше?
- Но она не подпускает к себе, - я закрыл лицо ладонями, начиная что-то чувствовать. Опустошенность, заглушаемая разыгравшимися нервными клетками, падала на плечи непомерно тяжелым грузом. – Живет в своем коконе. Ничего не рассказывает о себе. Кричит о том, что ненавидит, но при любом касании отзывается так пылко, тем самым противоречит своим словам. Сводит меня с ума, а через минуту отталкивает. Я не понимаю, не в силах понять эту женщину.
Тамара Алексеевна долго молчала.
- А теперь слушай, Вить, - тяжело вздохнула она, - Алина может казаться вздорной и несмышленой девочкой. Тебе может показаться, что она не знает чего хочет, но на самом деле ее страхи – это ее броня. За ней скрывается чуткое и ранимое сердце, которое нет, нет, но вырывается наружу. У Али было непростое детство. Моя Катюша родила Лену рано, через три года появилась и Алинка. Обе девчонки росли в одинаковых условиях, но обе они разные. Алинке было три, когда Вова с Катей развелись. Дочери было сложно с двумя детьми, но мы с Костей помогали. Одиночество съедало Катю и она стала приводить домой ухажеров. Один из них ее теперешний муж, Федор Михайлович. Он стал проявлять к Алечке нескромный интерес, и когда этот интерес перерос в приставания интимного характера, она рассказала матери, которая не поверила родной дочери. В тот день Катя выставила стену и оставила Алю с травмой, которую нам с Костей пришлось лечить. Аля тогда ушла из дома и стала жить с нами, потому что находиться в доме матери ей было небезопасно. Лена была уже совершеннолетней и дома появлялась редко, а окончив школу, переехала к Кольке, от которого потом родила Виталика. Но дело не в этом. Даже Лена не поверила Алине. Всю их жизнь она старалась унизить Алинку, при этом пользуясь ее добротой. Следующей проблемой стала смерть Кости, которую внучка восприняла очень болезненно. Он был ее опорой, потеряв которую стало сложно жить, исчез весь смысл. Она даже фамилию деда взяла, таким образом, почтив его память. Она продолжила ходить в шахматную секцию, где преподавателем был мужчина. Очевидно, что и он приметил в моей Алечке что-то, что толкнуло его на поступок, после которого, шахматы стали просто увлечением, а не стремлением. Занятия шахматной игрой были прекращены не только по воле Алины, но и по моей. Совращение малолетних – это проблема века, преступление, которому не может быть оправдания. Когда Алинка оканчивала школу, случилось так, что Федор Михайлович, как-то неудачно упал, делая ремонт в доме, и остался инвалидом. Катя до сих пор, как сиделка у него. Такое вот наказание за его поступки перед падчерицей. Ну а после у Али началась подготовка к университету, поступление на бюджет и моя девочка уже взрослая, - Тамара Алексеевна всхлипнула, обливаясь горючими слезами, и я не в силах сдерживать свою тихую печаль, приобнял старушку за плечи, - Вроде бы все налаживалось. Алинка училась, продолжала увлекаться математикой и заводить новые знакомства. Максим стал ее первой любовью. Вначале они дружили, а потом проклюнулись и чувства. Я этого парня вживую один раз то и видела. Он как-то привез Алечку домой на выходные, а сам уехал, сославшись на дела. Больше никогда не приезжал. Алинка особо не рассказывала мне о своих отношениях с ним, я и не настаивала. Не обижает, он ей хорош и то ладно. Потом она устроилась к вам в компанию. Сначала просто стажером, а потом у нее пошла карьера. Максим долгие годы был составной частью ее жизнью, вот только последние годы, внучка казалась мне печальной. Что уж у них там произошло, я без понятия, она только позвонила мне месяца три назад и сказала, что они расстались. Знаешь, Витюш, я как-то легко выдохнула в тот день. Знаю, она страдала, и, наверное, до сих пор о нем думает, потому что годы отношений не проходят бесследно и безболезненно, но я не доверяла ему. Моя чуйка по отношению к этому Максиму работала исправно. В конце концов, Алине то уже тридцать. Ей нужна семья. А Максим предложение не делал, это уже повод задуматься о том, что что-то не так. Внученька еще не отошла, а тут ты напираешь, как танк. Понятно же, что она боится и сомневается. Лучше быть одной, чем потратить еще несколько лет на пустую, ничем не обязывающую любовь. Не каждый мужчина готов брать ответственность за женщину. А Алина тянет и сестру, и мать, и мне успевает помогать. Я не знаю, сколько там у вас платят в компании, но подозреваю, что ради нас, ей приходится отказываться от своих желаний. Я ее понимаю. Она боится рисковать своей работой из-за тебя, потому что если в итоге откажешься, у нее больше ничего не будет.