Объяснение этой несостоятельности методов науки в решении принципиального вопроса религии лежит в области этики: если обращение исходит от разумного, то и ответ Всевышнего разума будет обращен адресно к разуму вопрошающего. Если разум вопрошающего “экспериментатора” отказывает Богу в Его праве на разумный ответ, сообразующийся с личностным развитием вопрошающего, вывод “Бога нет” — неизбежен. Поскольку Бог поистине дает непосредственно каждому доказательства Своего бытия Сам непосредственно этически, то каждый религиозный “эксперимент” неповторим, а обработка его результатов на основе методов, вполне работоспособных в естествознании и в парапсихологических экспериментах, дает предопределённо ложный результат. Единственно жизненное доказательство бытия Божиего состоит в очень простом этическом соотношении, выражающемся в статистике жизненных случаев:
Жизненные обстоятельства изменяются в соответствии со смыслом молитв, если человек, (первоначально гипотетически предположив как объективную данность Божье бытие) и поверив Богу как личности, признавая за Ним право обращаться и к нему самому через его совесть, через других людей и на «Языке» жизненных обстоятельств, знаменующих смысл, сам отвечает Богу своими помыслами и делами в жизни, когда Бог обращается к нему.
Отрицание доказательств в таковом их качестве обусловлено не их объективным отсутствием, а нравственно-этической неприемлемостью их смысла для субъекта, которому они предъявлены к осмыслению.
То есть реальные доказательства бытия Божия вполне отвечают критериям практической проверки гипотетических предположений, выдвинутым атеистами в философии диалектического материализма.
Но получение такого рода доказательств — не эксперимент, по завершении которого что-то можно зачеркнуть в научных трактатах, вписать в них что-то новое, после чего продолжать жить по-прежнему. Это обретение возможности войти в качественно иной образ жизни, который по латыни называется «религией» и представляет собой обоюдосторонне направленную осмысленную связь двух личностей. Хотя от этой возможности и можно отказаться, поскольку Бог не насилует никого даже истиной, но к прежнему образу жизни вернуться всё равно не удастся: после совершенного индивидом отказа от религиозной жизни его не будут больше Свыше оберегать ото всего, от чего его защищали прежде, чем он предпринял попытку выяснить ответ на вопрос «есть ли Бог?» и получил ответ: «Есть…».
Соответственно вера в Бога возникает, если в душе человека нет места вере Богу как наилучшей из личностей в Объективной реальности, но необходимо объяснить то, что выходит за пределы собственного мировосприятия и освоенного знания. В этом случае личностная религия — обоюдосторонне направленная связь личностей индивида и Бога — разрывается, но имевший место свой или чужой религиозный опыт порождает веру в Бога, а религия — как качественно своеобразный образ жизни — подменяется противостоящей Жизни обрядностью церемониальной магии на основе устных и письменных преданий об имевшем место в прошлом реальном или мнимом религиозном опыте.
Выявив это различие двух качественно разных вер, сравним разные мировоззрения с точки зрения верующего Богу, но неверующего в Бога. Чтобы показать, как одни и те же события в жизни понимаются взаимоисключающе с точки зрения веры Богу и с точки зрения иных вер, рассмотрим, что пишут выразители каждой из них.
Неверие в Бога и неверие Богу, помноженные на собственную беззаботность и бессмысленное отношение к Жизни, выразил некто под псевдонимом Валерий Чумакофф в журнале “Огонёк”, № 5, 1999 г., опубликовав статью “СЛУЧАЙНОСТЬ КАК НЕПОЗНАННАЯ БОГОМ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ [39]. Если на вас упал кирпич, может быть, это кому-нибудь нужно?”
Сопоставим с этим агностицизмом [40] и мнение А.С.Пушкина по вопросу о закономерности и целенаправленности “случайности”:
«Провидение не алгебра. Ум ч„еловеческий“, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая — мощного мгновенного орудия Провидения [41]».
Даже марксизм ближе к истинно выраженному А.С.Пушкиным вечному закону бытия мироздания, чем огоньковская “чумакоффщина”. Марксистское «через цепь случайностей пролагает дорогу закономерность», об источнике и смысле которой марксизм, однако предпочитает не распространяться, придерживаясь — по умолчанию — по существу пантеистических взглядов, но, не желая при этом поклоняться и Природе как божеству, всё же подразумевает познаваемость законов бытия Мироздания, и при искреннем подходе к познанию выводит человека из атеистического тупика, в отличие от беззаботно бессмысленных интеллектуальных игрищ, предлагаемых “Чумакоффыми”.
Редакция “Огонька” к рассмотрению проблемы не познанных случайностей-закономерностей привлекла и наследие братьев Стругацких, поместив на одной из страниц статьи “Чумакоффа” вопрос за их подписью: «Что мы знаем о вероятностях?» — сопровождаемый изображением иероглифа «грабли», обозначающего известную идиому “наступить на грабли”, коей характеризуют непредвиденные пострадавшим неприятности, однако, возможно, что предвиденные и организованные кем-то для него умышленно; с другой стороны “грабли” можно понимать и как очень жесткий символ обратной связи между субъектом и окружающей действительностью: положительной либо отрицательной — это определяется субъективным отношением к “генеральному наступлению” на “грабли”.
Ссылки на братьев Стругацких по умолчанию подразумевают их наиболее значимое историко-социологическое произведение: “Трудно быть богом” [42]. «Быть Богом» в абсолютном смысле этого слова — притязания есть, что и выражается в заголовке статьи “Чумакоффа” в словах «случайность как непознанная Богом закономерность». Но стать и быть Богом — не получается по причинам, названным А.С.Пушкиным: нет абсолютного предвидения случая, вследствие чего случай не может стать абсолютным орудием мгновенного воздействия с далеко идущими последствиями в руках претендентов на то, чтобы “быть Богом”. Поэтому притязания “быть Богом” остаются не удовлетворенными, и возникает бессмысленное раздражение агностицизма. Соответственно и жизненно важный вопрос «что мы знаем о вероятностях?» повисает в таком мировоззрении безответным.
Поэтому мы выскажем наше понимание того, что мы знаем о вероятностях. «Теория вероятностей» — это неправильное по отношению к её существу название одного из разделов математики. Если именовать его по существу, то будет не теория вероятностей, а математическая теория мер неопределённостей. Причем не абсолютных мер неопределённостей, а относительных субъективных мер неопределённостей в течении частного процесса, выделенного в сознании человека из совокупности объемлющих процессов и обусловленного течением процессов объемлющей совокупности. Включение в задачу “теории вероятностей” некоторых из числа этих объемлющих процессов изменяет математически правильный ответ во всякой задаче математической теории относительных мер неопределённостей. Все объемлющие процессы включить в математическую модель невозможно по причине ограниченности человека и математической модели: Всеобъемлющее рассмотрение такого рода задач — безраздельный удел Бога.
Но это приводит к вопросу, что такое теория вероятностей? Ответ на него тоже есть: это достаточно общая теория управления событиями в иерархически высшем объемлющем управлении, обусловленном Богом Вседержителем. Иными словами, в достаточно общей теории управления речь всегда идет об осуществлении субъектом управления конкретными событиями, которые являются фрагментами их объемлющих процессов, и все вместе они (субъекты, объекты их управления и объемлющие процессы) находятся под всеобъемлющим и безраздельным контролем Бога.