Нет, не плохо, но и не рационально. С другой стороны, бывает так, что самые важные вещи труднее всего объяснить.
Да, согласен. И я совершенно уверен, что рациональная часть нашей личности, конечно же, прекрасна и необходима, но зачастую ее негибкость превращает эти маленькие жесты надежды в банальную вежливость. Она закрывает для нас глубоко исцеляющую силу божественного влияния.
Должен сказать, что я восхищаюсь набожностью других. Когда я захожу в пустую церковь, мне всегда кажется важным – и каким-то уязвимым – просто задержаться там на несколько мгновений. Знаешь стихотворение Ларкина «Посещение церкви»? Там речь о том же самом.
Да! «Серьезный дом – на толочи земной»[6]. И да, в открытости и беззащитности есть как раз нечто очень мощное, способное преобразить человека.
Мне уязвимость необходима для духовного и творческого роста, ведь быть непоколебимым – значит быть закрытым, скованным, ограниченным. По моему опыту, творчество обретает огромную силу благодаря уязвимости. Ты открыт всему, что может случиться, даже неудаче и позору. В этом, безусловно, есть и уязвимость, и невероятная свобода.
Возможно, они связаны между собой – уязвимость и свобода.
Думаю, быть по-настоящему уязвимым означает быть на грани кризиса или гибели. В этих условиях можно почувствовать себя необычайно живыми и восприимчивыми ко всему, в творческом и духовном плане. Это даже может обернуться неким удивительным преимуществом, а не недостатком, как можно было бы подумать. Это неоднозначное состояние кажется опасным и в то же время наполненным возможностями. Именно в этой точке совершаются большие перемены. Чем больше времени ты проводишь здесь, тем меньше тебя волнует, что о тебе подумают, а это в итоге и есть свобода.
Мы много говорили об изменении твоего подхода к написанию песен, но это, безусловно, отражение гораздо более глубоких внутренних перемен.
Да, и эти перемены – результат множества факторов, но я предполагаю, что в основном оно уходит корнями в пережитую утрату.
Был ли когда-нибудь после гибели Артура момент, когда ты думал, что больше не сможешь писать песни?
Не знаю, думал ли я об этом в таком ключе, мне просто казалось, что все изменилось. В тот момент я ощущал внутри резкий разлад – наступил хаос и вместе с ним какая-то беспомощность. Дело не в том, что мне пришлось заново учиться писать песни; скорее, мне нужно было научиться брать ручку. Это было слегка пугающе. Ты тоже пережил внезапную утрату и горе, Шон, так что понимаешь, о чем я говорю. Боль доходит до предела, при этом почти невозможно описать ужасную силу этого переживания. Слова бессильны.
Да, и к этому никак нельзя подготовиться. Это как прилив, который хватает тебя и опрокидывает.
Хорошее слово – «опрокидывает». Но я бы хотел добавить, что переживание, которое я описываю, эта точка абсолютного уничтожения, не является чем-то из ряда вон. Это обычное дело, потому что через это проходят в какой-нибудь момент все. Этого не избежать. Если кому-то пока не довелось столкнуться с этим, значит еще успеешь – это уж точно. И конечно же, если тебе посчастливилось быть по-настоящему любимым в этом мире, ты также причиняешь невозможную боль другим, когда его покидаешь. В этом состоит завет жизни и смерти, ужасающая красота скорби.
Что я больше всего помню о времени после смерти моего младшего брата Кирана, так это полную рассеянность, неспособность сосредоточиться, и такое чувство длилось месяцами. Ты испытывал подобное?
Да, рассредоточенность тоже была большой частью этого процесса.
Ранее мы говорили о зажжении свечи в храме, и для меня это было единственным, что успокаивало разум. Как будто воцарялся мир, пусть и всего на несколько мгновений.
Тишина – вот чего жаждешь в скорби. Когда погиб Артур, меня наполнил хаос, ревущее физическое ощущение в самом моем естестве, а еще ужасный страх и ощущение надвигающейся гибели. Помню, я чувствовал, как этот страх буквально проносится по моему телу и вырывается из кончиков пальцев. Когда я оставался наедине со своими мыслями, меня охватывала почти непреодолимая физическая боль. Я никогда не испытывал ничего подобного. Конечно, это было душевное страдание, но в то же время было и телесное, очень острое, словно разрушение изнутри, вырывающийся крик.
Нашел ли ты способ побыть в тишине хотя бы несколько мгновений?