Такой красивый инстинктивный и скромный жест.
Да, точно. Я никогда этого не забуду. Когда становится трудно, я часто возвращаюсь к тому ощущению, которое она мне подарила. Люди замечательны. Тонкие, чуткие создания.
Помогло ли сочинение песен справиться с горем и утратой?
Это пришло намного позже. До тех пор, думаю, тур с альбомом «Skeleton Tree» стал своего рода формой общественной реабилитации. И тур «In Conversation»[8] тоже был чрезвычайно полезным. Я учился говорить о своем горе.
Когда я услышал о «In Conversation», я не понимал, что из этого получится. Сам тот факт, что ты позволяешь людям задавать любые вопросы, сколь угодно проходные или глубокие, казался рискованным. Это было похоже на ходьбу по натянутому канату?
О да! Оглядываясь назад, могу сказать, это было довольно странное время для чего-то подобного, потому что я был очень ослаблен обстоятельствами, в которых оказался. Решение было глубоко интуитивное – просто взяться за это, что бы ни случилось. Нужно понимать, что во всем этом был элемент безумия. Я жил в «невиданном царстве». Честно говоря, я не имел ни малейшего понятия, что делаю. Я учился в процессе.
То есть ты оказывался в «невиданном царстве» всякий раз, когда выходил на сцену, чтобы отвечать на вопросы?
Именно так, и даже перед тем, как выйти на сцену. Вот когда я чувствовал, что Артур действительно рядом. Мы сидели за кулисами, разговаривали, и, когда выходил на сцену, я чувствовал мощное, ободряющее присутствие и огромную силу – его руку в моей. Как с той женщиной, протянувшей мне руку в кафе, – будто ее рука неким образом стала и его рукой. Я чувствовал, что своим желанием возвращаю его к жизни. Это было удивительно.
Я понятия не имел, что это было так ярко и преображающе.
Да, так и было. Я делал это каждый вечер и в процессе обрел своего рода несокрушимость через острую уязвимость. Я не упивался этой ситуацией, не эксплуатировал ее. Я довольно буднично говорил о состоянии, в котором оказался. Я пытался помочь людям и получал помощь взамен.
Да, это было видно. В этих встречах «In Conversation» определенно было что-то мощное для каждого.
Да, прием был очень теплым. Часто люди очень трогательно раскрывались. Как будто оказались в зале именно для этого. И я обрел силы и уверенность в том, что могу взять и сделать это рискованное дело, – и какая разница, сработает это или нет? Я знал, что это будет рискованно, потому что я разрешил людям задавать вопросы о чем угодно, но подумал: «Да какая разница, что будет?» Это был большой сдвиг в моем мышлении – перестать беспокоиться о результате творческих решений, пусть фишка ляжет как угодно. Эта идея отражается во всем, что я делаю с тех пор.
Значит, речь шла о том, чтобы стать не только открытым и уязвимым, но даже дерзким перед лицом утраты?
Да, и это сильная позиция, потому что меня невозможно было застать врасплох, я был готов ко всему. Оглядываясь назад, могу сказать, что постоянное проговаривание собственного горя и выслушивание чужих историй исцеляет, потому что те, кто скорбит, – знают. Именно они рассказывают историю. Они уходили во тьму и возвратились, обретя мудрость. Они знают что-то, что должны узнать другие скорбящие. И что самое удивительное, все мы приходим туда в нужное время.
Была ли запись «Ghosteen» еще одним способом проникнуть глубже в ту реальность, где находится Артур?
Да, я так считаю. Работа над «Ghosteen» началась гораздо позже, и она была интенсивной настолько, насколько это вообще может быть. Но еще и отчаянно прекрасной, понимаешь? Она была жизнетворной в самом сокровенном смысле. И даже более того.
В «Ghosteen» есть своего рода святость, которая обращается к отсутствию моего сына и вдыхает жизнь в пустоту. Те дни в Малибу, когда я писал этот альбом, не были похожи ни на что ни до ни после из-за их дикой энергии. Я не могу говорить за Уоррена, но уверен, что он сказал бы примерно то же.
Было ли трудно работать над этим альбомом?
Нет, не трудно, мы были просто одержимы. Это было нечто необыкновенное, особенно сессии в Малибу, когда мы буквально жили в студии. Мы ночевали в доме неподалеку. Сама студия представляла собой одну комнату со звукорежиссерским пультом. Мы мало спали и работали до упаду, не покидая территорию. И так день за днем.