Когда ты так говоришь, я все время вспоминаю эту идею Йейтса об «автоматическом письме» – словах, которые в состоянии транса появляются из подсознания на бумаге.
Ну, не знаю, но думаю, мы с Уорреном, скорее, позволяли бессознательным силам влиять на то, какой песня получится в итоге. Можно даже сказать, что мы поддались тогда каким-то духам или демонам. Понимаю, как это звучит, поэтому говорю с определенной осторожностью. В прошлом я записал много песен и делал это в самых разных состояниях, было несколько очень странных студийных сессий, но ни одна из них не сравнится с «Ghosteen». Это сильнейшая творческая одержимость. Я уверен, что Уоррен сказал бы то же самое.
Насколько странными были некоторые из прошлых студийных сессий?
Ну, например, когда мы записывали альбом «Tender Prey», продюсер Тони Коэн был настолько обдолбан, что поселился в вентиляционной трубе.
Это совсем другая странность! Но было ли во время записи «Ghosteen» ощущение хрупкости, того, что в любой момент чары могут развеяться?
Мой хороший друг Эндрю Доминик, кинорежиссер, часто бывавший в студии, рассказал, что во время сессий в Малибу музыка, которую он слышал, колебалась от шедевра до провала, но по ходу дела становилась все интенсивнее, обретала некий «спасительный дух».
Как ты думаешь, что он имел в виду? Что музыку спасло от провала присутствие высших сил? Или что создание музыки спасло вас?
Ну, если его прижать, он, наверно, скажет, что и то и другое. Думаю, Эндрю считает музыку самой чистой и святой формой искусства – самой близкой к Богу. Ты просто сидишь в комнате с друзьями, делаешь музыку и подключаешься к божественному. Он этому очень завидует. Простоте. Прямоте. Как режиссер, Эндрю тратит много времени, пытаясь сохранить свою правду, суть творчества и не допустить, чтобы оно было осквернено индустрией. Для него это вечная битва. Эндрю – крутой парень, но можно видеть, чего это ему стоит.
Оглядываясь назад, как ты думаешь, что формировало – или подпитывало – эту творческую одержимость? Горе? Отчаяние? Или нечто более возвышенное?
Иногда я думаю о том, что дал мне Артур, не только при жизни, но и после смерти. Для меня это способ найти смысл в безысходности, которая накатывает время от времени. И правда в том, что уход Артура в итоге стал для меня мотивирующим фактором. За эти годы мы со Сьюзи пережили прекрасные, значительные моменты, и во многом они, словно пороховой след, ведут к гибели Артура. Это таинство, «угрожающая красота»[9] в самом сердце утраты, скорби. Конечно, мы бы все отдали, чтобы его вернуть, но таких космических сделок не бывает. Одной из многих вещей, которые Артур дал нам, был альбом «Ghosteen». Передал лично, я считаю. Во всяком случае, я в этом уверен.
Похоже на то. В некоторых из этих песен, безусловно, есть редкая чистота и естественность. Песня «Ghosteen Speaks», например, кажется обнаженной в своей ясности.
«Ghosteen Speaks» была последней песней, которую мы записали. Она нам нравилась, но при этом мы удивлялись – насколько она получилась голой. Помню, как однажды в студию вошел Эндрю и Уоррен надел ему наушники и сказал: «Послушай!» Выражение лица Эндрю говорило само за себя.
Он думал, что это было мощно или слишком сурово?
Я думаю, он почувствовал, что в песне есть какая-то воодушевляющая, но разрушительная сила. Эндрю приходил часто. Он приезжал из Лос-Анджелеса, думаю, ему нужно было побыть среди людей. Он тоже пытался решить свои проблемы. По правде говоря, присутствие Эндрю вносило беспорядок, но оно было честным и очень полезным. Несколько недель, прежде чем отправиться в студию, я присматривал за ним в доме, который снимал в Голливуде, поскольку он приходил в себя после краха длительных отношений и не мог оставаться совсем один. Он залечивал разбитое сердце и держался на волоске.
Так что все мы втроем, Уоррен, Эндрю и я, пребывали, как мне кажется, в этом странном, уязвимом состоянии. Мы нечасто обсуждали свои проблемы, мы жили в них. Атмосфера была – не знаю, как это описать, – необычной. Можно сказать, наполненной демонами.
Одержимость демоном утраты?
Ха! Да, можно и так сказать.
Ты говорил, что Хэл Уиллнер[10] тоже заглядывал. Представляю, каким он был интересным человеком.
Да. Однажды мы поставили Хэлу запись. Он не проронил ни слова. Просто сидел, обхватив голову руками, и слушал. Когда альбом закончился, он сказал: «В жизни не слышал ничего подобного». Хэл был под сильным впечатлением. А потом встал и ушел. Думаю, это был последний раз, когда я его видел. Ты же слышал, что недавно он умер от ковида в Нью-Йорке. Бедный Хэл. Это так грустно и ужасно, такая несправедливость. Его многие любили. Если бы наша жизнь как-то оценивалась по глубине взаимодействия с миром и людьми, Хэла нужно причислить к лику святых, я считаю. Он был прекрасным человеком.
9
Ср.: «Но уже рождалась на свет / Угрожающая красота» (У. Б. Йейтс. Пасха 1916 года. Перев. А. Сергеева).