Адвокат Швейский убедительно доказал полную несостоятельность всех обвинений. Однако судья Аносов вынес приговор: 2 года и 6 месяцев лагерей строгого режима.
Мустафа Джемилев после 8 лет заключения, после 10 месяцев голодовки и насильственно-го кормления весил менее 40 килограммов; врачи нашли у него атрофию печени, уменьшение объема желудка, резкое ослабление сердечной деятельности.
Этот приговор означает БЕСПОЩАДНОЕ МУЧИТЕЛЬНОЕ УМЕРЩВЛЕНИЕ. Судья Аносов обрек на смерть невинного, чья молодость и, по сути, четверть всей жизни прошли в тюрьмах и лагерях.
ЧУДОВИЩНЫЙ ПРИГОВОР ДОЛЖЕН БЫТЬ ОТМЕНЕН, чтобы спасти жизнь Мустафы Джемилева, чтобы избавить всех нас, его соотечественников и сограждан, от позорной вины.
Потому что мы все в большей или меньшей мере ответственны за преступление, совершенное следователями, прокурорами, судьей, выносившим приговор "именем Союза Советских Социалистических Республик", именем государства, в котором мы живем, работаем, создаем его престиж и силу. Мы отвечаем за это перед своей совестью, перед нашими детьми и внуками, перед всем человечеством.
2.
Судьба Мустафы не единичный случай.
Так же, как он, осуждены вопреки Основному Закону - Конституции СССР, вопреки международным соглашениям о правах человека, включая и недавнее подписанное в Хельсинки,
литератор Владимир Буковский,*
баптистский проповедник Георгий Вине,
врач Семен Глузман,
рабочий Вячеслав Игрунов,
биофизик Сергей Ковалев,
рабочий Анатолий Марченко,
историк Валентин Мороз,
публицист Владимир Осипов,
рабочий Гунар Роде,
поэт Иван Светличный,
поэт Василий Стус,
филолог Габриэль Суперфин,
физик Андрей Твердохлебов,
писатель Михаил Хейфец и многие другие;
они были осуждены за то, что оглашали факты, высказывали мысли, неугодные их обвинителям.
Сейчас необходимо прежде всего: СПАСТИ ЖИЗНЬ МУСТАФЫ ДЖЕМИЛЕВА, немедленно освободить его, а также спасти ВЛАДИМИРА ДВОРЯНСКОГО от жестоких репрессий, которые угрожают ему за то, что в бесчеловечных условиях он проявил благородную человечность и поразительное мужество. Необходимо спасти их и призвать к ответу прямых виновников беззаконной расправы.
Но и сейчас и впредь необходимо задавать правительству СССР, сотрудникам государственных и судебных учреждений, общественным деятелям, журналистам и др. примерно такие простые вопросы:
ПОЧЕМУ при очевидном росте хозяйственной, политической и военной мощи государства все еще заключают в тюрьмы, лагеря, "спецпсихбольницы" и отправляют в ссылку людей, осмелившихся высказывать критические суждения?**
ПОЧЕМУ несколько тысяч людей, подобных Джемилеву, Твердохлебову, Ковалеву, - людей, которые чаще всего никак между собой не связаны и не единомышленны, - можно считать опасными для 15 миллионов членов КПСС, 35 миллионов членов Комсомола, для Вооруженных Сил, войск МВД и КГБ, милиции, дружин охраны порядка и т. д.?
НЕУЖЕЛИ государственные служащие и судебные работники, которые действуя вопреки законам, вопреки здравому смыслу и совести, участвуют в таких расправах, а также пропагандисты, журналисты, литераторы и др., кто пытаются их оправдать, не понимают, что они доказывают лишь свое НЕВЕРИЕ В СИЛЫ ГОСУДАРСТВА И В ИДЕИ, якобы ими защищаемые? НЕУЖЕЛИ мысли, высказанные в кругу немногих слушателей, либо запечатленные в нескольких десятках пусть даже сотнях - машинописных страниц "самиздата", могут угрожать идеологии, которую утверждают сотни миллионов газет, журналов, книг, учебников, десятки тысяч агитаторов и пропагандистов, миллионы радиоточек и телевизоров?
3.
Такие вопросы необходимо задавать в любой удобной для спрашивающего форме - устно и письменно, публично и доверительно, "кулуарно", по почте, по телеграфу, по телефону.
ГЛАВНОЕ НЕ ПЕРЕСТАВАТЬ, не ограничиваться одноразовыми вопросами, не довольствоваться велеречивыми, но абстрактными ответами; необходимо спрашивать до тех пор, пока не будет, наконец, осуществлено предложение академика Сахарова о всеобщей политической амнистии, об освобождении всех узников совести.
Само собой разумеется, все это отнюдь не должно означать призыва к действиям, направленным против общественного строя и государственного порядка. Я глубоко убежден, что любые нелегальные и, тем более, насильственные методы в нашей стране вообще недопустимы, - они не только вредны, но могут быть гибельными.
ЗАКОННЫМИ СРЕДСТВАМИ И В ЗАКОННЫХ ФОРМАХ ДОБИВАТЬСЯ СОБЛЮДЕНИЯ СУЩЕСТВУЮЩИХ ЗАКОНОВ, добиваться гласности и настоящей, полной реализации свободы слова, которая гарантируется Конституцией СССР, должны те, кто хочет действенно воспрепятствовать упрямым "наследникам Сталина", бессовестным исполнителям и распорядителям беззаконий.
Только так можно спасти Мустафу Джемилева и всех других мучеников. Только так можно предотвратить новые губительные расправы.
Москва, 22 апреля 1976 года
* Написано до обмена В. Буковского на Л. Корвалана (ред.).
** На этот вопрос иногда возражают, что теперь в СССР все обстоит иначе, лучше, чем было в годы сталинщины, когда насчитывалось 12-15 миллионов заключенных, когда с ними расправлялись вовсе без суда, заочными решениями, когда тайные административные приказы обрекали на изгнание сотни тысяч и миллионы людей - ,,раскулаченных" либо целые народности. А теперь у нас "только" несколько тысяч политзаключенных и судят их с соблюдением юридических норм. Однако суд над Мустафой Джемилевым, так же, как суды над Сергеем Ковалевым (в Вильнюсе в декабре 1975 г. ) и Андреем Твердохлебовым (Москва, апрель 1976 г ) доказывают, что соблюдение форм не спасает от произвола и беззакония.
ЧЕМУ ИСТОРИЯ НАУЧИЛА МЕНЯ
Wer sich selbst und andere kennt,
Wurd auch hier erkennen:
Orient und Occident
Sind nicht mehr zu trennen.
Goethe
1.
Трудно передать чувства, которые испытываешь, узнавая, что где-то незнакомые люди читают, обсуждают написанное тобой. Каждый читательский отклик всегда интересен. Тем, кто откликнулся добрым словом на мою книгу "Хранить вечно" (1976), я сердечно благодарен. Однако понимаю, что одобрение вызывается прежде всего темой, известной новизной материала. Поэтому и самые похвальные отзывы не вызывают у меня самодовольства. А самые суровые литературно-критические суждения я принимаю безропотно. Со многими из них согласен. Однако в тех случаях, когда из моей книги вычитывают или в нее "учитывают" такое, чего там нет и не может быть, я вынужден возражать.
Предварительная публикация отрывков в журнале "ЦАЙТ-магазин" (№№8-16, 1976) меня вначале обрадовала - я люблю газету "Ди Цайт". Но вскоре эта радость сменилась огорчени-ем. Отрывки были так выбраны и смонтированы, снабжены такими сенсационно-газетными подзаголовками и так проиллюстрированы, что приобретали смысл и звучание, по-моему, далекие и чуждые тому, что я писал.
Об этом свидетельствовали и некоторые читательские письма, приведенные журналом. Клаус Бельде из Бохума призывал "похоронить яд" и не "бередить старых ран". Фредерика Вюнш из Ольденбурга печально спрашивала: "Что ж мы хотим - всегда противопоставлять ненависть ненависти?"
Читать это было тем более горько, что я не мог не признать - их упреки оправданы характером публикации.
Многие немецкие читатели, - если судить по значительному большинству рецензий - увидели главный смысл книги в главе о Восточной Пруссии: бывший советский офицер сам рассказал о жестоких бесчинствах, которые творили его товарищи. Однако эта глава - только часть книги (42 из 729 страниц русского и 43 из 615 страниц немецкого издания). Такая субъективная "аберрация" восприятия естественна именно у немецких читателей. Но противо-естественно, когда кое-кто пытается навязывать моей книге роль защитного свидетельства в безнадежном процессе реабилитации нацистской империи и нацистского вермахта.
Неужели слепая жестокость мстителей и преступления тех негодяев, которые своекорыстно притворялись мстителями, могут оправдать или даже только ослабить вину преступников, чьи злодеяния возбудили жажду мести, служили аргументами для самых беспощадных проповедников расплаты?