Проходя по пустым залам и коридорам, Он уже не ожидал никого встретить. Но в глубине темноты одного читального зала горела все-таки одна настольная лампа. Лишь одно нечеткое пятно света среди длинных рядов. Вся библиотека доступна в сети, и в читальные залы мало кто приходил, и тот, кто занимался у лампы, наверное был этим очень доволен. Сидеть тут в уютной темноте стен сплошь из знакомых книжных полок, ощущать теплоту переплета много раз прочтенной книги. Как приятно взвешивать в руке материальную тяжесть мысли. Но - наедине и в спокойствии. Подобное переживание не терпит ни голосов, ни зрителей, ни соучастия. Стоят на темных полках. Вот чье молчание - золото. Как приятно в вашем обществе.
Опознав Его, библиотечный терминал послушно всё открыл. Плик, плик - удивился, зачем Ему это. Замелькали записи индивидуальных заказов, расплелись на волокна и послушно начали переплетаться между собой, скручивая живые нити, наращиваясь, сдваиваясь, разлучаясь, меняя цвет, опутывая беспорядочной пестротой, наматываясь на свой же рисунок. Клубок получился бесформенный, кричащий разными цветами, но не смыслом. Веретено не могло быть тут ключом гармонии.
Сколько прекрасных книг не написано. Миллион. А сколько не прочитано. Тысяча? Горевать не о чем. Много мечт. А сколько не прочитано того, что читать не стоит. И как хотя бы заметить стСящее в этом потоке издаваемого непрерывно шума. Разум - пришелец в этом мире. Знание - тонкий налет плесени на материи. Остальное - поток, который с реальностью не соприкасается. Веретено может только плыть лодкой по этой реке в надежде подобрать мелкие обломки с ее поверхности. Но намек на правду может лишь слегка вспухнуть мыльной пеной, вливаясь в этот поток, и чистая река мгновенно разрывает без следа эти мыльные капли. И все в этом потоке уверены в собственной исключительности, и никто не представляет себя элементом массовки. Но их сонный позыв найти направление дает лишь возможность быть в этом течении. И всех устраивает эта бессвязность назойливого сновидения.
Оставалось завершить проверку архивов. Отправляя противоречащие друг другу запросы, Он уже несколько раз пытался получить нужные сведения. Запросы обрабатывались на удивление долго, и в ответах сети либо не удавалось отсечь ошибочную информацию, либо все они были ошибочными. Отправив новые запросы, Он покинул здание.
Выбив складскую дверь, Он очутился у лабиринта высоких спиралей размотанной проволоки, уводящего во мрак. Он быстро преодолел этот лабиринт как тренированная лабораторная мышь. Не считая беспорядка на входе, склад был устроен аккуратно. Между кучами наваленных запасов всякой всячины были оставлены ровные проходы, и на ощупь можно было определить, что предметы отсортированы по назначению или по весу или по содержанию в них металла или по производимому звуку при столкновении с ними. Изучив эту систему, можно было ориентироваться в темноте с завязанными глазами. Это было так увлекательно, что Он провел там четверть дня, пока не вышел с двумя металлическими канистрами.
Все материалы и инструменты никогда не использовались, и многое из этих запасов, пролежав на складе скелета не один десяток лет, все же было пригодно. Видимо, после закрытия завода сюда снесли все то, что уже не могло быть использовано по стандартам на других производствах. Ископаемые орудия труда. Все, что можно было вынести, Он раскладывал по пустым помещениям, где при дневном свете можно было определить назначение этого хлама.
И спецовка и ботинки были на два размера больше, ничего более подходящего не было. Принарядившись, захватив инструменты и канистры, Он направился к тепловозу, попутно обдумывая, хватит ли четверти бака солярки для реализации плана электрификации. В течение этого дня у тепловоза образовался уже порядочный склад инструментов и материалов. Он скинул все в эту кучу и потопал с канистрами по шпалам. Путь до заправки пролегал по подъездным путям и далее по сухому, огибая болото. После первой ходки с двумя канистрами, оказалось, что с одной получается быстрее и лучше. На заправку тепловоза предстояло потратить остаток дня.
Много раз повторяя путь по этим заброшенным подъездным путям по пустырю и сквозь лесные заросли, вышагивая по ржавой железной дороге, не трудно было представить, что такова она вся, что таков весь мир. Безлюдная пустыня, конец новейшей истории.
Этот конец может быть тихим, как само это место. Этот конец истории не обязательно должен стать результатом эпидемии или термоядерного урагана, не успевшего слизать все до травинки. Концом может быть достижение цели всеобщего благоустройства, достижение идеала устройства общества, утопии, фантазии о которой, если они последовательны, ведут почему-то всегда к диктату, в высшей степени жестокому и тотальному. Последний толчок, конец цивилизации, поставит человека в крайне невыгодное положение в сравнении с прошедшими историческими и даже эволюционными эпохами. И дело только на половину в том, что человек прошлого был ближе к земле, то есть к самообеспечению. На бо?льшую половину дело в большом месте в голове, которое занимает человеческая всеобщность, в которое хорошо помещается весь отказ от ответственности за собственную судьбу. И сохраниться в пустыне эта идея о человеческой всеобщности вряд ли смогла бы, она исчезнет при первой же смене поколений. И тогда спорным будет даже предположение, что люди один на один со средой смогли бы в вопросах выживания сравниться с первыми антропоидами.
Природные катастрофы, войны, эпидемии, политические тупики, все эти предположения гибели цивилизации - это ведь всё случайности, непредвиденные сбои. А как насчет закономерного конца света. Пусть исчезнут риск, ошибки, сбои, пусть наступит золотой век, пусть экспонента положительного развития цивилизации получит свободу. Но ведь вселенная движется, а главное - хочет двигаться, туда, где цивилизации, разумному человеку, да и вообще мышлению нет места. Там вообще нет места в привычном понимании обывателя. И то, что этот конец отдален на невообразимое количество веков, как раз повышает его принципиальную актуальность. Личность, обладающая разумом, развитым за это же количество веков, будет отчетливее осознавать остроту этой проблемы. У этой личности будет выбор смириться с гибелью или восстать и изменить стремление вселенной, то есть погубить тот мир, в котором мы привыкли жить. Раем следует признать то ничто, к чему стремиться мир. Если личность стремиться к противоположному, можно ли назвать это Адом. Можно ли по-иному изложить Миф. Можно ли предположить, что это неподчинение будет не только в конце нашего мира, но и было в его начале.
В этот раз бензоколонка долго не хотела Его узнавать, как будто заснула под шелест камыша, который вплотную подступил к ее маленькой площадке. Наконец тихо зашумела. Шланг отключился, но канистра и наполовину не наполнилась. Похоже, что Он выкачал всю солярку. Деньги на Его счету вряд ли кончились, хотя в этом нельзя было быть уверенным, Он не помнил, когда проверял баланс. Как бы там ни было, в баке тепловоза должно уже быть порядочно.
Пока шел обратно, мысленно еще раз пробежался по схеме. Выдавив последнюю каплю в топливный бак, тут же запустил. Двигатель с треском пропыхтелся через звенящую трубу большим количеством черного дыма. И заработал, не очень ровно, но уверенно. Он не знал, сколько будут заряжаться старые батареи и будут ли вообще, но радовала загоревшаяся единственная сохранившаяся в кабине лампочка. Оставив работающий дизель, Он пошел к дому, на ходу разматывая заготовленный моток кабеля, бросая его прямо на траву и бетон. Никто об него не споткнется, никто не переедет.
Большинство ламп были в тысячу свечей, от них быстро уставали глаза и становилось жарко. Упаковки были без каких-либо отметок, и Он их долго перекладывал и отобрал из них все, что были по размеру хотя бы в два раза меньше. Развешанная по помещениям гирлянда была яркой даже для дневного времени. Теперь ночью здание извергало из окон в необитаемую черноту четко видные мощные лучи.