Приставши к берегу другому,
Харон веслом им отдал честь,
Гребцу как должно не простому;
И дал покойно с лодки слезть.
Еней учтивство сохраняя,
Свою старуху сберегая,
По-щегольски за ручку свел,
И петиметрам подражая,
Поступки модны сохраняя,
Всех в удивление привел.
Невдалеке от перевоза.
Вонючей адской сей реки,
Что пахнет скаредней навоза
И коей волны глубоки
Покрыты зеленью и тиной,
В одной горе непроходимой,
Заросшей хворостом и мхом,
Лежал согнувшись в холодочке
Цербер привязан на цепочке,
Трояким лая громко ртом.
Цербер Енеевым приходом
Во гнев был страшный приведен;
Живущим на земле он родом
Был очень много огорчен,
И помнил твердо Геркулеса.
В один раз бойкий сей повеса,
Зашедши вдруг незваный в ад,
Церберу задал поволочку
И втискавши в пустую бочку
Наделал тысячи досад.
Увидевши еще живого
Идуща с света молодца,
Такого ж для себя худого
Был должен ожидать конца;
Озлобился и разъярился,
И крепко заревев пустился
Трояким зевом их пожрать.
Еней Цербера испугался,
К старухе крепко прижимался,
Готовясь в аде погибать.
Сивилла ж вовсе не робея
Прямехонько к Церберу шла
И полумертвого Енея
Насильно за собой вела.
В разинутые песьи глотки
Бросала разные оглотки
Вчерашних ужинных костей.
Голодный пес, давно не евши,
И вечно на цепи говевши,
Был очень рад добыче сей,
Оставя лай свой и ворчанье,
Треглавый страж подземных стран,
Забывши строго приказание,
Как будто на вина стакан
Ярыга с сильного похмелья,
К костям пустился от безделья
И храбро начал их глодать;
Потом, желудок свой набивши,
Приказ Плутонов позабывши,
Лег крепко без просыпа спать.
Еней увидевши, что можно.
Без Опасенья им пройти,
Пошел с Сивиллой осторожно
По мрачну адскому пути.
Бояся учинить проруху,
Вел за руку свою старуху
И потихохоньку ступал;
Но вдруг услышал разны крики,
Увидел чудеса велики,
Каких и сроду не видал.
Робята малые кричали
На разны в аде голоса
И отдыху совсем не знали
В своем кричанье ни часа;
Бесперестанно есть просили
И матерей своих бранили,
Которые им на подряд
Жизнь даровали веселяся
И наказания страшася
Отправили по почте в ад.
Мужья с ужасными рогами
Без памяти шатались там,
Большими собравшись толпами,
Всех зол и бед своим женам
От сердца чистого желали
За то, что не спросясь послали
Их в ад к Плутону погостить.
Несчастные от рог сии тени
Женам твердили разны пени,
Не переставая их бранить.
По стогнам адской сей столицы
Бродили в горе и слезах
Отчаянны самоубийцы.
В кровавых пылких их глазах
Видна была нетерпеливость,
И необузданна гневливость
Преследовала их и здесь.
О жизни прежней все жалели.
С охотой бы теперь стерпели
Хотя бы в свете ад был весь,
Беды, печали, скуку, голод,
Несчастья, бедность и напасть,
Вражды, раздоры, жар и холод,
И тысячу хоть раз пропасть
Теперь охотно б согласились,
Лишь только б в свете очутились
Опять попрежнему в живых.
Но всё тогда уж было поздно;
Во аде наказанье грозно
Во веки не оставит их.
Писатели стихов негодных,
Которы в свете живучи
Всех слушателей благородных,
Как ночью мерзкие сычи,
Всегда стихами заглушали,
И до зареза досаждали
Читанием парнасских дел,
От всех здесь во презренье были
И никого не находили,
Кто бы послушать их хотел.
В сей куче жителей подземных,
Живущих в адской стороне,
Еней увидел душ отменных,
В любовном тлели что огне.
Там Федра жалобно стонала,
О Ипполите воздыхала,
Которым пленена была;
Прокриса своего Цефала
Без памяти везде искала,
Хоть от него и умерла.