Старухе было то досадно
И чересчур непонутру,
Что заврался Еней не ладно.
«Я скоро нос тебе утру,—
Рекла она ему в задоре,—
«Ты размололся на просторе,
«Некстати и не в добрый час;
«Брось к чорту ты сего Дейфоба;
«Иль мы с тобой погибнем оба;
«Взъерошат здесь хоть и не нас».
Дейфоб, Сивиллы испугавшись,
Не рад был встрече земляка.
Скорей плотнее подобравшись
Как будто кошка с чердака
Лизнул от них прочь без оглядки,
По ляжкам только лишь пятки
Щелкали барабанну дробь,
Боялся, чтобы бабьи руки
Не вздумали ему от скуки
Задать еще в прибавок скорбь.
Потом не мешкав ни минуты
В дальнейший с ним пустились путь,
Где адские приставы люты
Изволят грешных плотно дуть.
Столица грозна там Плутона,
Который с тартаровска трона
Умерших судит всех теней:
Достойных щедро награждает,
Плутам же казнь определяет
По адской строгости своей.
Честных людей там провожают
Во Елисейские поля,
Где пьют они, едят, гуляют;
И благодатна там земля
Цветет лишь виноградом зрелым,
И ярым хмелем самым спелым;
Ручьи не ключевой водой
Людскую жажду утоляют,
Но медом, пивом протекают,
Вином и водкою двойной.
Не видно спорщиков сварливых,
Не встретишь злобных там людей,
Не слышно стариков брюзгливых,
И криводушных нет судей.
Бессовестны заимодавцы,
Кащеи, хищники, лукавцы,
Не смеют заглянуть туда,
Одни лишь только люди честны
Бывают в той сторонке вместны,
И веселятся там всегда.
Нечаянно вдруг оглянувшись,
Еней как обвареный стал
И с удивлением ужаснувшись
Что видел, сам того не знал:
Узрел он замок и палаты,
Где башни, стены, рвы, раскаты
Из дорогих лишь хрусталей
Глаза людей всех ослепляли,
Сверкали, брезжились, блистали,
Различных сотнями огней.
Горящей серой и смолою
Вокруг тек быстро Флегетон;
Шумел он сильно так волною,
Что в воздухе стоял лишь стон
И страшны вои раздавались;
А берега все испещрялись
Репейником и беленой,
Полынью, терном и дурманом,
Волчком, крапивой и бурьяном
И всякою травой дурной.
Грызунья злобная Ягая
Разинувши широкий рот,
Стояла крепко не смигая
На карауле у ворот;
Вся опоясана цепями
И с ядовитыми змеями,
Шипящими на парике.
Усмотрит лишь кого та глазом
Одним как муху сплющит разом
Сожмя в одной своей руке.
Была то страшна Тизифона
Которая несчастным всем
Давала сильного трезвона
В остервенении своем.
Сия ехидная старуха
Спины, боков, висков и брюха
Не разбирала никогда;
Варганила их всех ремнями
В реку свергала верх ногам
И потопляла навсегда.
Как летом без воды в загоне
Коровы с голоду мычат,
Как рыба прыгает в затоне
Как свиньи бегая визжат
Перед ненастною погодой
Так мучимые Тизифоной
Страдая от ее тузов,
По всем углам везде скакали
Ревели, вопили, кричали,
Произнося тьму бранных слов.
Еней всему тому дивяся
Как будто в лихорадке был,
И ко Сивилле обратяся
С покорностью ее просил,
Чтобы ему, сынку названну,
Ту небылицу несказанну
Растолковала прямиком,
За что своею всею силой
Своей старушке кумской милой
Отслужит не шутя потом.
«Я всё тебе,— она сказала,—
«Как на ладонке покажу;
«И сказку всю сию сначала
«Поподноготно расскажу,
«Ни крошечки не утаивши.
«Гекате верно я служивши
«В ключах без мала сотню лет,
«За всю мою усердну службу
«Вошла в теснейшу с нею дружбу,
«Какой еще примера нет.
«Плутоново подземно царство
«Геката показала мне,
«И мрачно адско государство,
«Где люди все горят в огне.
«Везде меня с собой водила;
«Все здешни тайности открыла,
«Которые известны ей,
«Я всё тебе теперь открою,
«И ничего никак не скрою,
«Что знаю за душой своей.