Завышенная коллективная (групповая) самооценка и косметическая ложь в истории — это нормально. Но сейчас мы о другом. О степени устойчивости устоявшейся оценки.
Самый общий пример — образ матери. Самый родной, первейший, начальный человек, воплощение любви, заботы и самоотверженности. Это воспринимается инстинктивно в первые же дни, недели, месяцы жизни. Далее мать может оказаться плохим человеком — но базовое отношение первично, остается. Если же мать порочат со стороны, уличают другие в дурных поступках — это чужое мнение не только отвергается, но оскорбительно. Плохо отозваться о твоей матери — оскорбить тебя и показать себя в твоих глазах дерьмом и врагом; если это правда — то еще хуже: тем больнее оскорбление, тем непримиримее неприязнь.
Спор футбольных фанатов — тут предмет объективно безразличен, ибо суть — в приверженности корпоративной ценности и более того — корпоративной истине.
Внимание! —
Корпоративная ценность имеет свойство укореняться и принимать качество корпоративной истины. О-па?
Итак.
Когда речь идет об истории народа — ее славе и достижениях — мы имеем дело с корпоративными ценностями. Высокая групповая самооценка поднимает нас в собственных глазах. Дает основания гордиться собой, быть довольным, удовлетворенным, уважать себя. Мы убеждаемся в высокой степени своей групповой самореализации.
Кроме того.
Есть набор качеств, которые всегда ценятся и которые каждый (если судьба позволяет) народ хотел бы иметь:
Сила. Благородство. Ум. Стойкость. Честность. Верность. Выносливость. Трудолюбие. Храбрость. Мужество. Бесстрашие. Великодушие. Бескорыстие. Щедрость. Талантливость. Изобретательность. Красота, кстати. Доброта.
А есть качества вроде бы мешающие народу, но простительные, проистекающие из продолжения его благородных достоинств:
Наивность. Доверчивость. Простота. Терпение. Верность договору даже вопреки собственным интересам.
А есть недостатки, которые народы склонны себе прощать:
Лень. Безалаберность. Мотовство. Легкомыслие.
Теперь — немного о прошлом: II Мировая война и СССР.
Удивительно, казалось бы:
Уже смирились с тем узнанным, что был Красный Террор, что уничтожили интеллигенцию, дворянство и духовенство. Что раскулачили и выморили всех трудолюбивых и умелых крестьян в коллективизацию. Что уничтожили перед войной всю армейскую верхушку. Что расстреляли в 1937–1938 гг. 800 000 человек, уничтожили всю старую партию Ленина, сгноили несколько (сколько?..) миллионов людей в лагерях. Что был страшный Голодомор. Но!!! Признать, что расстреляли 20 000 польских офицеров — трудно! Не может быть! Вот уж это — клевета! Разум отказывается верить.
Почему?.. А потому что информация новая — это раз. И потому что со зверствами внутренней политики народ смирился — «репрессии были неизбежны при индустриализации». А вот зверства во внешней политике — мы не приемлем! Ибо в целом мы — наследники СССР — хорошие! Честные! Благородные! Гуманные! Не смейте клеветать.
Что мы делали сами с собой — это наше внутреннее дело. И мы признали ошибки и преступления. А вот обвинения со стороны, от других, от чужих, что мы над ними преступления совершали — это совсем другое дело. Это как бы возлагают на нас на всех коллективную ответственность: русские против поляков или русские против финнов. Это вызывает у нас моральное отторжение. Это нам очень неприятно от вас слышать, что-то очень поганое есть в ваших обвинениях, марающее нашу национальную честь и гордость.
Обвинение извне наносит ущерб нашей групповой — и через то индивидуальной — идентичности. Типа: хоть лично ты и хороший парень — но вообще вы, русские, сволочи.
Вроде как у Пушкина: ругаю свое отечество, но от иностранца слышать такое досадно. А потому что Пушкин сам был часть отечества. И когда он ругает — он себя от дряней отделяет. А когда иностранец ругает — он говорит: «Вы. У вас. У русских». И Пушкин причастен. А он не дрянь! И вот эта семантическая разница употребления личных местоимений первого и второго лица «мы — вы» — она болезненно задевает: ты с ближними тоже попадаешь под раздачу.
За ГУЛАГ отвечает проклятое НКВД. А вот за расстрелы поляков или зверства в Германии отвечает вроде как весь народ или вся армия. А вот тут мы не согласны. Хотя не успеваем разобраться в психологических причинах своего отношения.
Системная правильность и оправданность своего социума по сравнению с другими и при столкновении с другими — это важнейший и глубочайший архетип человеческого сознания. Я бы даже рискнул сказать — коллективного бессознательного.