В общем, для себя я решила поддерживать нейтралитет и даже здороваться, словно ничего особенного нас не связывает, потому что прямой игнор – слишком показательно для этого мерзавца. Равнодушие рулит, равнодушие сила. Правда, моя истерика у двери не имела ничего общего с равнодушием, но этого уже не поправить. Все, что я могу – двигаться дальше и не выдать себя еще каким-нибудь нелепым образом.
— У меня есть зарядка в рюкзаке, — проинформировала я все с той же улыбкой.
— От последнего айфона?
— Нет.
Черт!
Моя улыбка уже превратилась в оскал, но я не сдавалась:
— Есть идеи, как нам отсюда выбраться?
— Есть – включить пожарную сигнализацию.
— Это… — вот сволочь, гад, ненавижу! — …неплохая идея.
— Но у меня нет зажигалки.
Сомнительно, но окэй. Не обыскивать же его, в самом деле… по возможности я собиралась обходить Тихомирова на расстоянии не меньше метра, и сейчас между нами как раз он и был. Ближе – ни за что! Равнодушие, равнодушие. Я равнодушна и улыбаюсь. Никаких саркастических замечаний о том, что зажигалка – вроде как обязательный атрибут любого курильщика.
— Поищем в кабинете, — по дуге я обошла парня и практически побежала по коридору к лестнице, словно за мной гнался маньяк с бензопилой. Которого я бы в любом случае предпочла Роману Тихомирову!
Я не помнила, встречались ли мне зажигалки при первом обыске, но с усердием и даже остервенением взялась за дело. Когда в кабинет зашел Тихомиров, я так сильно дернула ящик, что он вывалился из стола полностью и свалился мне на ногу, больно прижав пальцы.
Это уже просто смешно!
Понятное дело, у меня стресс, но не до такой же степени! И я правда готовилась к встречам с Тихомировым, думала, что справлюсь, все-таки воды немерено утекло, целый год прошел… даже больше, чем год! Разве этого недостаточно, чтобы вычеркнуть из жизни человека, принесшего столько боли? Разве этого недостаточно, чтобы обрести то самое равнодушие, к которому я так стремилась?
Но вот он рядом и даже слепому очевидно – я не справилась.
Вместе и молча мы обыскали кабинет.
Тихомиров, само собой, тоже обнаружил виски и выставил на стол, алкоспортсмен хренов. Понемногу я успокоилась и даже заметила, что Роман обходит меня стороной точно так же, как и я его, каждый раз выбирая траекторию, на которой нам не встретиться. То ли это чтобы я не начала опять швыряться полками и стучаться в двери (что вряд ли, Тихомиров не из чутких и наблюдательных), то ли у него ко мне какие-то свои претензии, что более вероятно.
Время от времени на него поглядывая, я поняла, как он умудрился оказаться взаперти. Скорее всего, долго торчал в душе. Его волосы все еще были влажными, оттого черными, как нефть. В обычное время они посветлее… а раньше были и покороче. За прошедший год Тихомиров сменил прическу, но в остальном остался прежним, что несправедливо, ведь подлые бывшие должны деградировать, толстеть и стремительно лысеть – и плевать, что им (или ему в моем случае) всего двадцать один год! Вот и вся задача, неужели так сложно было справиться?
— Зажигалок тут нет, — сделал очевидный вывод Тихомиров.
— Остался кабинет Палыча.
— Он не курит.
— Но у него могут храниться дополнительные ключи от основной двери. Ее-то мы вряд ли сможем взломать, — я говорила все это, глядя в окно, а когда повернулась к Тихомирову, натолкнулась на его внимательный взгляд. Этот гад меня еще и разглядывал, надо же! Не ему на меня смотреть после всего, что было… но у меня тут равнодушие процветает, так что, наверное, пусть глазеет.
— Кто будет взламывать дверь? — спросил объект моего вопиющего равнодушия.
— Ты, разумеется! Что за вопрос?
— Что-то мне не очень хочется.
— А сидеть здесь до понедельника хочется?
— Не обломаюсь.
Я медленно выдохнула, сохраняя спокойствие.
— Скажи честно: ты специально так отвечаешь? Чтобы меня позлить?
— Конечно, мир же вертится вокруг тебя. Дальше что спросишь? Не остался ли я в чертовом зале ради тебя? Не подговорил ли физрука свалить, лишь бы только с тобой наедине побыть, побесить? Не перепрятал ли все доступные зажигалки, не разрядил ли свой телефон?