Я промолчал. Мне показалось, что слова водителя и в особенности взгляды, которые он бросал в зеркало, таили в себе что-то недоговоренное. Неужели он имел в виду, что солдат хотел отомстить мне и спровоцировать именно меня, когда он вызывающе вел себя с девушкой?
Что заставило его прийти к такой мысли? Неужели я до такой степени открыт для других?
Я подумал, что будет лучше, если я перестану уделять внимание девушке, чтобы у водителя не было сомнения в том, что нас ничего не связывает. Но вскоре я посчитал свое решение легкомысленным.
— Откуда вы приехали? — спросил меня пассажир, который сидел на переднем сидении.
— Из лагеря Сабра.
Все с любопытством посмотрели на меня.
— Вы кого-нибудь потеряли там? — продолжал любопытствовать мужчина.
— Из нашей семьи не осталось никого, кроме меня.
— Как же вам удалось спастись?
— По чистой случайности, — ответил я ему коротко, давая понять, что у меня нет никакого желания продолжать разговор на эту тему.
Думаю, если бы я рассказал им все, как было, они бы не поверили мне. Они бы не поверили, что я спасся благодаря моему дяде Хусейну. Он своими руками вытащил меня из самой сердцевины смерти, которой я страстно желал и которую молча ждал.
Но мои воспоминания сразу же прервались, как только я поймал на себе пристальный взгляд девушки. И я посмотрел в ее глаза, в ее всепонимающие, сострадательные карие глаза. Мне казалось, что ее, должно быть, зовут Фатима.
Дорога продолжала виться среди зеленых холмов. Воздух неподвижно лежал на земле. Но деревья неожиданно закачались.
«Мы лазали по деревьям, соревнуясь между собой, кто первым заберется на верхушку, чтобы увидеть мир с высоты. Взобравшись наверх, мы видели, как ветер играет листвой деревьев в плантациях. Мы ощущали, как нас нежно обнимает ветер, напоенный запахами апельсина и лимона, а потом он подхватывал и уносил с собой наш смех и нашу радость. И мы с изумлением взирали на бескрайнюю землю, на мир, бесконечно прекрасный, как мечта.
Но скоро нас выселили из родных мест, изгнали из наших домов. И мир умалился, стал тесным, и мы, Халиль, вдруг стали беженцами, вынужденными жить в лагерях». Голос моей тетушки затих, и мне начали слышаться быстрые шаги. Одни из них слышались рядом, другие — вдали. Шаги бегущих людей, которые наполняли ночь одышкой и страхом. Я их слышал, словно они прошли здесь, словно они и сейчас бегут по краю дороги. Их голоса были закреплены в частицах воздуха, и я чувствовал, как воздух стал тяжелеть. Мне стало сложно дышать этим воздухом. Я задыхался[4].
Когда мы приехали, уже опустился вечер. Я видел, как тьма падает с небес, разливается в пространстве и растворяется в воздухе. Я чувствовал, как вдыхаю ее. Казалось, тьма просачивается в меня сквозь поры моего тела и остается в нем. Хотелось найти хоть какой-то свет, чтобы на миг вздохнуть полной грудью; но улица освещалась очень скудно и тонула в полумраке, двери в лавках были заперты, а до ближайших фонарных столбов было далеко.
Улица была почти пустой. Какие-то люди торопливо проходили мимо меня и исчезали в переулках. Машина, на которой я ехал, ушла в неизвестном направлении, пассажиры растаяли в уличной мгле.
Девушка уходила все дальше и дальше, и уже с трудом можно было ее различить. Я подумал пойти за ней, но сразу же усомнился. Я представил себя на месте того, кто пытается настигнуть человека, которого увидел в толпе со спины. Он гонится за этим человеком по пятам, расталкивает всех на пути, стараясь не потерять его из виду. Но как только он догоняет его и видит его лицо, так сразу же его постигает разочарование, потому что он понимает, что это совсем другой человек, и его ввело в заблуждение поразительное сходство.
Такая картина несколько смутила меня, однако вскоре я забыл об этом и отправился следом за ней. Сама мысль о том, что я могу потерять ее, пробуждала во мне глубокую смутную печаль.
Я сделал всего несколько шагов и тут же остановился. У меня было ощущение, что земля у меня под ногами мягкая, как губка. Я стоял и с изумлением взирал на асфальтовый тротуар. Когда я поднял голову, то я почувствовал, как бешено колотится мое сердце. Я увидел, что девушка возвращается. Подойдя, она проговорила:
— Я подумала, что, возможно, вам нужно помочь, поскольку вы впервые приехали в Палестину.
4
Здесь он представил себе страх бегущих людей, которых изгнали и насильно заставили покинуть свою землю в 1948 году.