Что делало предательство Петтигрю особенно мучительным.
Северус опустил взгляд на прильнувшую к нему Лили. Как только он закрыл дверцу и опустился на сиденье, она обхватила его за талию, спрятала лицо у него на груди и прошептала:
— Обними меня, ладно?
Северус послушался, сам не зная, счастлив он или несчастен. Нет, все-таки несчастен — Лили лишь искала у него утешения, поскольку ей пришлось унизить мужа и лицом к лицу столкнуться с тем, кто в будущем ее предаст.
Очень скоро эта догадка подтвердилась.
— Просто ужас какой-то, — пробормотала она сквозь зубы; Северус было решил, что от огорчения или злости — но нет, Лили била мелкая дрожь, и зубы она сжимала, чтобы они не лязгали.
Он всерьез забеспокоился. В карете, конечно, было холодно, но не до такой же степени. Да и особой мерзлявостью Лили никогда не отличалась. Северус погладил ее по спине, провел ладонью по плечам, гадая, поможет это или нет. Помогло — она расслабилась и даже стала меньше дрожать… но потом он прикоснулся к ее шее, и кожа оказалась теплой. Лили, однако, все еще мерзла — зубы выбивали дробь, а когда он замер, перестав ее поглаживать — проворчала что-то невразумительно-неодобрительное.
Надежда окончательно развеялась, а ее место заняло нехорошее предчувствие. Этот озноб вызван не холодом, а эндогенными причинами.
Иными словами, это проклятие.
И светлые проклятия подобным образом не действовали.
— Все будет хорошо, — негромко пообещал он; уставился в окно, но не видел за ним почти ничего. На дороге в Хогвартс было темно; только неровный свет каретных фонарей бликами ложился на деревья, выхватывая кусочки из окружающего мрака.
— Я знаю, — согласилась она полусонно. — Просто устала… но ты тут… останешься… и все… — а затем снова соскользнула в дрему. Ключицу обдало дыханием, прерывистым и неглубоким; похоже, Лили впала в беспамятство.
Северус нахмурился, глядя в темноту. Хорошо, что он сообразил отправить мадам Помфри записку с совой какой-то третьекурсницы… вряд ли, однако, в Хогвартсе кто-то разбирается в темных проклятиях и снимающих их лечебных заговорах лучше, чем он сам. Разве что директор… хотя не исключено, что в этом вопросе Северус обогнал бы и его. Да, Дамблдор был непревзойденным специалистом в теории магии — подобными познаниями сам он похвастать не мог; однако в том, что касалось конкретных темных заклинаний, как атакующих, так и исцеляющих — тут Северус пожалуй что знал даже больше.
Но это если презюмировать, что Дамблдор не желал применять Темные искусства на практике. В чем он уже не был так уверен — вспомнить хотя бы Контрапассо…
Северус знал, что смог бы вылечить Лили, если бы сумел поставить правильный диагноз. В этом-то и заключалась проблема — о каком проклятии идет речь, было неясно. И с этой задачей Дамблдор, скорее всего, справится лучше. Пусть он и не изучал Темные искусства так, как его бывший студент — с лихорадочным упоением в молодости и спокойным уважением в зрелые годы — но директор прожил на свете намного дольше и гораздо больше повидал; Северус же интересовался в основном тем, как накладывать темные проклятия и как избавиться от того, что могло навредить ему и его ближайшему окружению. На такой ранней стадии многие заклинания действовали сходным образом; похоже, придется подождать, пока то, что наложили на Лили, не проявит специфические для него симптомы…
Но в случае с Темными искусствами, когда проклятие показывало свое истинное лицо, обычно бывало уже поздно.
Чем дольше он на эту тему размышлял — тем больше убеждался в том, что Лили, скорее всего, придется показать Дамблдору. Северус не испытывал ни малейшего желания это делать, однако ее здоровье и благополучие были приоритетны. Хотя в то время они формально и враждовали — директор считался негласным лидером светлой стороны, а Северус примкнул к будущим убийцам-фанатикам — у Дамблдора более чем хватило бы проницательности, чтобы заметить столь разительные перемены в поведении своего студента. Директор не только владел ментальными искусствами — он был умен, дальновиден и наблюдал за учащимися десять месяцев из каждых двенадцати. Если даже Люпин заметил, что что-то не так… а какое лицо сделалось у Блэка, когда Северус улыбнулся, закрывая дверцу кареты…