Дело ведь было отнюдь не только в том, что Лили безумно скучала по Севу. Ей не хватало его так же, как сейчас не хватало Джеймса и Гарри, как не хватало бы отрезанной левой руки. Когда он назвал ее грязнокровкой, и она осознала, что это значит для их дружбы — что ее Северуса больше нет, он стал одним из них — Лили отсекла его от себя, и это было почти так же больно, как если бы пришлось отрубить гангренозную конечность, чтобы спасти остальное тело. А ведь ее потом с этим еще и поздравляли — многие и многие недели подряд, и Лили злилась до невозможности, потому что как они смели праздновать, когда у нее сердце кровью обливалось? Как смели ликовать, когда она испытывала — могла испытывать — только отчаяние, потому что ничто в ее мире никогда больше не будет прежним, не будет правильным — теперь, когда Северус решил присоединиться к Пожирателям? Эти злобные чудища забрали у нее лучшего друга — первого человека, рядом с которым она перестала быть одинокой! — и уничтожили его. Они добились того, что он сделал первый шаг: усвоил слово "грязнокровка" и поверил, что причинять боль людям — не так уж гнусно и жестоко… или же гнусно и жестоко, но по отношению к грязнокровкам можно быть и таким… Кусочек за кусочком они забрали у нее Сева — того Сева, который выглянул тогда из кустов и взволнованно прошептал: "Я знаю, кто ты"; того Сева, который в первые выходные в Хогсмиде слопал так много шоколадных конфет с кремовой начинкой из "Сладкого королевства", что его потом стошнило; того Сева, который как-то раз сказал, что она когда-нибудь станет самой выдающейся ведьмой и будет править миром… Они забрали его и заменили на Пожирателя Смерти.
Лили трясло; она отложила ручку и, пытаясь успокоиться, потерла друг о друга ладони, но едва ощутила собственные пальцы — настолько ей было холодно.
Сегодня она увидела Сева в первый раз… в первый раз с того дня, как он спас ее, спрятавшись под той маской Пожирателя… И даже в тот день смесь боли, непонимания и горя не была такой… яркой. Даже когда она писала ему письма и доставала их детские фотографии из секретного ящика в комоде. А теперь они встретились снова — в первый раз за два года — и она почувствовала себя слабой и ошеломленной. Потому ли, что была потрясена, потеряв Джеймса и Гарри? Или так никогда и не оправилась от утраты Северуса, и сегодняшняя встреча напомнила ей об этом?
В дверь постучали. Она быстро накрыла свои записи чистым листком бумаги — не то чтобы кто-то в доме был способен понять их смысл, но они казались ей слишком личными даже для несведущих глаз — и попыталась утереть лицо.
— Да-да! — откликнулась Лили, стараясь, чтобы ее голос прозвучал бодро, а не хрипло и устало.
— Лили? — это оказалась мама, и Лили обрадовалась, что единственная лампа в комнате светила ей в спину и не позволяла заметить, как ее глаза наполнились слезами при одном виде матери, одетой в старенький купальный халат — ее любимый, цвета моря в облачный день.
— Уже поздно, милая. Ложись-ка спать — нам завтра к бабушке.
— Хорошо, мам, — еле выдавила Лили.
Мать замолчала; потом внезапно спросила, подступая ближе:
— Дочка? Ты что, плачешь?
— Да глупости все это, — слабо отмахнулась Лили, точно зная, что глупость — последнее слово, которым она бы обозвала причину своих слез. — Просто из-за мальчика.
Мать обняла ее за плечи, и она позволила себе прижаться щекой к шелковистой ткани халатика, ощущая полузабытый аромат гардении и апельсинов.
Лили снова охватило отчаяние. Как же ей хотелось рассказать обо всем матери! Матери, которую она потеряла два года назад, которая так и не увидела внука и умерла, даже не узнав о Гарри…
Но та бы ее не поняла. Ни за что. Да и откуда бы? Несмотря на дочь-ведьму, миссис Эванс никогда не могла понять магию до конца — точно так же, как ее дочь не могла до конца представить жизнь в Египте или Непале. Наверное, она бы поняла, какой это кошмар — потерять дитя, но Лили не была уверена, что готова об этом рассказать, даже если бы и знала, как объяснить остальное.
— Я тут подумала… — пальцы матери ласково касались волос, и Лили улыбнулась. — Если у меня родится сын, я назову его Гарри. Гарри Джеймс.