Ремус снова опустился на траву и скрестил ноги, отложив сумку в одну сторону, а книжку по анимагии — в другую.
Дамблдор продолжал улыбаться; пальцы его, будто по привычке, вплетали в венок все новые васильки.
— Как продвигаются ваши штудии?
— Сэр, я вам точно говорю: эту книгу написал какой-то садист.
Его собеседник тихонько рассмеялся.
— Тибериус Торн, если не ошибаюсь? Должен признать, он и в самом деле не из тех, кто склонен излагать свои мысли прямо.
— "Прямо"? Концентрическими кругами — это куда вернее!
Дамблдор улыбнулся, и в глазах его вспыхнули искорки.
— Но самый важный этап — это определить свою анимагическую форму, не так ли? Сомневаюсь, что Тибериус Торн может как-то этому помешать.
— Нет… но я все равно не знаю, как ее найти, — признал Ремус, выдернув пару травинок — их стебельки под пальцами казались прохладными. — Я взялся за эту книгу, потому что уже перепробовал все упражнения Джеймса и Сириуса — медитировал, листал энциклопедии… перебрал сотни и сотни картинок с животными, но не нашел ни одного изображения, чтобы посмотреть на него и сказать: "Эврика, вот оно!"
— Но, возможно, среди них нашлось такое, которое вызвало желание сказать: "Нет-нет, это не оно"? — спросил Дамблдор — взгляд его напоминал рентгеновский луч.
Ремус потупился, изучая костяшки пальцев.
— Я… я все время возвращаюсь к волку. Но эта мысль… не кажется мне правильной.
— Но кажется ли она вам неправильной? Или вам бы только хотелось, чтобы казалась?
Мощным усилием воли Ремус подавил нахлынувшее отвращение и попытался задуматься над этим всерьез.
— С одной стороны, в ней есть что-то верное, — произнес он медленно. — Но в то же время и какая-то фальшь.
— Оборотнем вас сделало проклятие, — сказал Дамблдор. — Это из-за него вас с вашим волком нельзя разделить — но так было не всегда. То, что вы оборотень, почти наверняка влияет на ваш истинный облик… по правде говоря, я готов поставить на это свою лучшую шляпу. Но проклятие вами не управляет.
— А очень на это похоже, — возразил Ремус тихо.
— Только вашим телом, раз в месяц, когда оно поглощает ваше сознание. Но можно ли назвать ваш разум разумом волка? А разум волка — вашим? На эти вопросы никто не может ответить, поскольку за все века нашего сосуществования еще никто не пытался изучать оборотней по-настоящему, с сочувствием к ним и искренним желанием понять; по правде говоря, я полагаю, что именно вы и ваши друзья подошли к этому ближе всего. И как знать, возможно, если бы вы могли управлять своим превращением и сохранять при этом собственный разум, то познакомились бы с той стороной себя, которая для вас так же непознаваема, как темная сторона луны. По крайней мере, — и Дамблдор слегка улыбнулся, — как непознаваема темная сторона луны для той части человечества, которая никогда не покидала пределов Земли. Насколько я понял, магглам это удалось. Разве это не поразительно? При всей вере волшебников в наше превосходство над теми нашими собратьями, у кого нет палочек, никто из нас никогда не ступал на поверхность Луны.
Ремус невольно задумался — что будет, если он улетит на Луну? Застрянет ли он там в волчьем облике навеки? Или Луна окажется тем единственным местом, где ему никогда больше не придется превращаться?
— У магглов есть наука, — сказал Ремус. — Это их вариант магии.
Дамблдор медленно кивнул, явно взвешивая эти слова.
— Да, мистер Люпин, — промолвил он. — Насколько мне известно, ваша мать занимается какой-то ее разновидностью?
— Она врач. Изучает рак — это такая неизлечимая маггловская болезнь. Пока что неизлечимая, — и какая же ирония, что он, ее сын, заразился магической болезнью, для которой тоже нет лечения.
— А ваш отец?
— Ну, он волшебник, но занимается искусством. В основном скульптуры и всякое такое. Но получается у него фигово, — признался Ремус.
Дамблдор улыбнулся.
— Значит, ваша мать — маггла и ученый, а отец — волшебник и творческая личность. А сами вы оборотень, и один раз в месяц, а временами даже дважды, превращаетесь из тихого молодого человека в магическое существо. Похоже, в вашей жизни много аспектов, которые не так-то легко между собой примирить.
— Не знаю, сэр, — сказал Ремус. — По крайней мере, с магией и наукой все довольно просто.
— Да? — переспросил Дамблдор таким тоном, словно действительно интересовался ответом.
— Ну… магия и наука обе реальны. Как с луной, наверное, у которой две стороны. Пока ты не замечаешь одну из них, то картинка у тебя перед глазами… неполна, что ли? — Ремус был почти уверен, что опять несет чушь.