Выбрать главу

   И вот же.

   Харди бы, может, даже прослезился, но в спину пялился суровый Гарри, и еще эта суровая женщина, и Джоне здесь явственно не нравилось.

   -- Комнаты для вас и вашего спутника уже ожидают. Вам я велел приготовить ваши бывшие, а молодой господин может занять гостевые на втором этаже. Господин Микаэль велел передать, что будет к вечеру. А пока что позвольте вашу куртку и... Завтрак я велел подавать в малой столовой.

   Джимс продолжал говорить, как он рад, и что персонал нынче уже не тот, но повар превосходен, и как Харди возмужал, и как здорово, что он жив, как Джимс о нём думал и волновался... Харди толком не вслушивался. Харди всё вспоминал о дождевых червях в чайных чашках и лягушках в кастрюлях.

   -- Я вовсе не рад вернуться и надеюсь, что долго не задержусь, -- сказал он Джимсу, перебивая на полуслове. -- Но рад, что ты ещё здесь.

   -- Разумеется, мистер Харди, -- отозвался Джимс. -- Никому не нравится жить среди освинцованных стен. А птенцы из гнёзд или вылетают, или умирают от голода. Так?

   Тут Джона громко хмыкнул. Дескать, про завтрак разговаривать было бы куда интересней.

   ***

   Микаэль выкроил (Лойс ему выкроила) в своем плотном расписании целых два часа. Решительно отодвинул в сторону бумажные папки и кучу кремнедисков и велел Стэну на все запросы отвечать, что занят и вне зоны доступа. Он не любил особняк и в последние годы редко там бывал. Но вот что -- особняк был безопасен. Особняк был этакой крепостью в самом средневековом смысле слова, а состояли на службе там люди проверенные -- прежде всего временем. Хотели бы предать -- сделали бы это давным-давно.

   Но это не значило, что самому Микаэлю особняк нравился хоть сколько-то.

   В нём, в конце концов, умерла мать. Родился Харди, но мать -- умерла. И, в отличие от Харди, Микаэль мать помнил.

   И вот теперь он смотрел на младшего брата, а тот -- на него. И Микаэль видел, что Харди видит: Микаэль устал и выглядит не лучшим образом, и весь выпитый в последние пять лет кофе был лишним. Но сам Микаэль видел: Харди переменился. Читать отчеты о его похождениях -- одно. А другое -- пять лет ведь не виделись. В последний раз, пять лет назад, у Харди была еще в лице миловидная детская округлость, пусть и уже едва заметным намёком, почти исчезнувшая. Остались острые углы, а сам он вроде бы сделался слегка шире в плечах, но по-прежнему оставался довольно худым, только теперь в этой худобе было больше жилистости и крепости, и, конечно, упрямства.

   Микаэль растерянно улыбнулся и распахнул объятия. В конце концов, с возрастом люди перестают быть остолопами, хотя бы отчасти.

   -- Ну, привет, -- сказал.

   За плечом у Харди обнаружился белесый, бледный мальчишка лет, может, пятнадцати или шестнадцати, и Микаэль догадался, что вот он, знаменитый многократно упомянутый в отчетах и неизвестно откуда взявшийся телепат.

   -- Ты нас с твоим новым другом познакомишь?..

   Спросил, но, видимо, новый друг братца насчёт вежливости и умения производить первое впечатление осведомлен был мало: Микаэль успел почувствовать, как в него беззастенчиво вламываются, но сказать больше ничего не успел. Дальше он начал видеть себя чужими глазами -- и как на ладони. Не сказать, чтобы это было приятно. Никому не приятно самого себя видеть вот так вот честно и откровенно, совершенно без симпатии.

   Микаэль сколько угодно мог себе говорить, что, де, не образец добродетели, но от него, к счастью, никто и не требует. А вот взяли -- перед ним самим его самого и перетрясли.

   Мда. Неприятно.

   А потом отпустили, хмыкнули, развернулись и ушли.

   -- Занимательный взгляд, -- пересохшими голосом пробормотал Микаэль.

   Харди непонимающе поднял бровь.

   -- На меня самого, -- пояснил Микаэль. -- Интересного друга ты себе нашёл.

   Что ж.

   -- И, кстати, тебе привет от посла системы планет из созвездия Водолея. Насколько я понимаю, ты имел с ней довольно плотное знакомство года приблизительно четыре назад.

   Харди нахмурился. Микаэль смотрел на него со значением, но Харди, по всей видимости, в упор не понимал. Иногда он был поразительным тугодумом.

   -- Ты очень легко относишься к сексу, -- сжалился наконец Микаэль.

   -- Это потому что я всем нравлюсь. А секс -- это всего лишь секс.

   -- Кроме тех, кто пытается тебя убить, да, всем нравишься. Только не всегда те, с кем ты спишь, относятся к сексу так же легко, как и ты.

   -- И я никогда никому ничего не обещал. Никого не просил себя любить.

   -- О. Если бы для возникновения... всякого рода чувств нужны были просьбы.

   ***

   Когда бог создавал людей, он создавал их с любовью.

   Энненили верит в бога, разумеется, и верит тому, что написано в священных текстах, но обрядов она не соблюдает -- ни утренней молитвы, ни вечернего возжигания огня. И только одно она делает регулярно, каждую ночь перед тем, как отойти ко сну -- благодарит. Она, верит, тоже была создана с любовью, как и все другие люди, но вот в последнее время ей очень сложно говорить богу спасибо, потому что, по всей видимости, она улетела так далеко, что со своим богом потеряла связь, а чужих богов не знает.