Она бродила по квартире, собирая с полу рассыпанные пирожки, как урожай. Позвонила Надя, Лариса все объяснила. Надя не испугалась, не расстроилась. Она долго молчала в трубку, а потом произнесла:
— Вот оно и началось. А я все думала, когда вас бог накажет и как. Не смей больше появляться в больнице. Я сама его заберу.
Лариса сразу согласилась. Она подчинилась. Так и должны выглядеть разоблачение и казнь. Она готова, им есть за что платить. Это страшно только потому, что им больше не дадут увидеться. Лариса жила дальше только для того, чтобы звонить в больницу и узнавать, как здоровье брата. И однажды ей сказали, что жена увезла Игоря домой.
Этот пустой день без надежды Лариса решила провести с близкими. Она достала старые альбомы, разложила на круглом столе фотографии мамы и папы, их детей. Совсем маленьких, затем постарше — красивого мальчика и девочки, похожей на испуганного котенка. Потом эти дети росли, родители старели, мальчик все больше любил жизнь, девочка все больше грустила. И вдруг перед ними раскрылся мир — ужасный и прекрасный. Они в нем были грешниками, они захотели сгореть в аду, но перед этим испытать блаженство. Такими были те дети в то первое сентября.
Только фотографий этого времени в альбомах нет. Нет Игоря — взрослого, усталого человека с сединой на висках, нет этой Ларисы, иссушенной, испепеленной своей тоской. Так она и знала: ее казнят одиночеством. Одиночество — это когда вокруг множество людей, и все не нужны. Нужен только Игорь, и только его никогда больше не будет. И найти его она сможет лишь так, как папа догонял ушедшую навсегда маму.
Он не мог дождаться, пока она откроет дверь на звонок. И из последних сил стал выбивать замок.
— Что случилось, дорогой? — спросила перепуганная и потрясенная Лариса. — Что ты делаешь? Я же открывала!
— Я боялся не дожить до этого. Два часа шел пешком. Надя отобрала у меня ключи от машины и кошелек. Вышла в магазин, а я сбежал. Как в школе с урока. Я пришел к тебе. Закрой дверь. Отключи телефон. Налей мне чаю. И просто дыши рядом. Лара, я побывал на том свете, я узнал, что важнее всего. Просто дыши рядом.
Третья мировая война
Женщины — это не люди, а другие создания.
Это был приговор.
— Он сексист, — непримиримо сказала мама. — Для него женщина — вещь, игрушка.
— Это неправда, — попыталась бороться Настя. — Антон меня любит. Его не интересуют другие женщины.
— Абсолютно не имеет никакого значения — нужны ему все женщины или одна. Я о другом. О том, что такой мужчина не любит. Он просто хочет. Он просто берет. Пользуется. В свое удовольствие.
— По-твоему, нужно не в свое удовольствие?
— По-моему, нужно любить не как игрушку. Как равного человека, если ты действительно не понимаешь разницы. Нужно уважать, как уважает меня твой отец.
Настя хотела так много сказать. О том, что папа уважает маму на расстоянии уже десять лет. Что Антон просто полноценный мужчина, который осознает свою силу, но понимает и свою ответственность. И еще многое могла бы сказать Настя о том, каким благородным, каким пылким и нежным бывает ее возлюбленный… Но что бы она ни сказала, мама обернула бы все против Антона. Это называется — не приняла.
Настя долго тренировала свое сердце, пока оно не научилось твердости. И начала последний, решительный разговор. Исключительно по существу:
— Мама, Антон хочет, чтобы мы были вместе. Он не хочет меня больше отпускать. Это серьезно, и больше не обсуждается. Я не расстанусь с ним по твоей прихоти. Но я не хочу, чтобы наши отношения, наша связь с тобой оборвалась. И поэтому я оставила за тобой главное решение — ты согласна, чтобы я вышла за него замуж, или я просто перееду к нему?
— Второе, — не задумываясь ни на минуту, сказала мама. — Это удар для меня, но я вынесу. Уверена, что именно таким образом ты поймешь, в чем и насколько я была права. Поживи наложницей и узнаешь, что это такое, — полностью зависеть от мужлана и собственника.
Настя посмотрела на побледневшее, мгновенно осунувшееся лицо матери, проглотила вместе с горьким комком в горле все свои возражения и просто обняла маму. Всхлипнула у нее на плече.
— Пойму так пойму. Не переживай, мамулечка. Ты же примешь меня всегда. Я буду каждый день приезжать.
Ночью она, отгоняя всякие мысли, просто складывала в чемодан свои любимые вещи. Утром дверь в комнату мамы оказалась закрытой изнутри. Впервые за всю их жизнь. В квартире было еще темно, свет в маминой комнате не горел. Настя уехала расстроенная: они не попрощались.