На ее лице играет легкая самодовольная улыбка, и мне интересно, вспоминает ли она какой-то конкретный ужин или беседу у камина с Гитлером? Неужели эти воспоминания приятны ей и сейчас? «Посмотри, куда тебя завели эти странные личные встречи», — думаю я. Не говоря уж о том, что мы воюем с Гитлером, его войска угрожают нашим военным и гражданским, в том числе нашему брату, моему мужу и бесчисленным знакомым. А может, не Гитлер, а Мосли виноват в том, что она оказалась в таком положении? Или, может, я?
И снова я думаю о том же. Я соткала у себя в голове повествование, в котором сплела воедино жизни моих сестер, этот гобелен льстит мне и подтверждает правильность моего поступка. Но можно ли так же легко из тех же нитей соткать совершенно другую картину? В конце концов, я не читаю мыслей своих сестер и не знаю их чувств, но мне нужно верить, что я послужила великой цели и время это подтвердит. Каждый хочет верить в это.
Тут дверь в комнату свиданий распахивается, и я чувствую огромное облегчение от мысли, что наше время подошло к концу. Однако вместо надзирателя в комнату входит сэр Освальд Мосли, в грязной поношенной рабочей одежде, похудевший, но бесконечно самоуверенный.
— Дата перевода вашего мужа изменилась, — объясняет охранник.
Диана и Мосли встречаются глазами и бросаются друг другу в объятья. Продолжая обнимать друг друга за талию, они слегка отстраняются и, не веря своим глазам, разглядывают друг друга. Их долгая разлука наконец закончилась, даже если в обозримом будущем им придется жить в тюрьме. Кажется, что для Дианы и Мосли в этот момент все остальное исчезло, остались только они. Они снова вместе — и лишь это имеет значение.
По щекам Дианы текут слезы: — Не верится, что это и правда ты.
— Это и правда я, дорогая, — уверяет он ее. — И мы больше никогда не расстанемся.
— Никогда! — Меня поражает, с какой страстью Диана восклицает это. Хотя что меня удивляет? Насколько хорошо я ее знаю?
Моя сестра по-особенному открыто и понимающе улыбается мужу, и становится ясно, что она по-прежнему вся в его власти, точно так же, как Юнити, полагаю, была во власти Гитлера. В этот момент я совершенно уверена: Диана пожертвовала бы всем — страной, семьей, собственной жизнью — ради этого человека и его дела. Какие бы выдумки я ни сочиняла о своих сестрах, по крайней мере эта часть — правда. Оправдывает ли это мой поступок — по-прежнему неясно и, возможно, никогда не станет ясно до конца.
Насколько политика в конечном счете личное дело, думаю я. Она делает нас авторами собственных историй, мы становится патриотами и героями или, если придется, шпионами и предателями. Кто из них, интересно, я?
Выходные данные
