Безымяныш пролетел мимо, пробивая окно, и затягивая меня следом воздушным потоком, только вот сгруппироваться я не успел, и смял остатки бронестекла.
Это было больно.
Поморщившись, поднялся, почувствовал, где стоит Миура, и вырезал под ним кусок потолка. Он упал к нам на этаж.
Смерч ринулся к нему, закручивая листы бумаги, стационарные телефоны и стаканчики с кофе. Техника заставила Обата провернуться на одной ноге, но не более, негде ей было тут разгуляться, чтобы силу набрать.
Мы стали заходить с разных сторон. Миура тяжело дышал, но не от того, что запыхался. От гнева.
Поток быстрой черной земли сорвались с его рук, снося перегородки и стены и устремляясь к нам. Я ушел перекатом, пустив лазер. Прыгнул в невидимость, зашел со спины. Кланлид легко принял на доспех пучок молний и даже рассмеялся в ответ.
Но тут я впечатал ему в загривок сферу плазмы. Пробил пол и рухнул вниз, уходя от взрыва.
Сверху громыхнуло. Миура провалился ко мне. Безымяныш подошел к провалу и ударил, пробив ветряным кулаком еще один этаж, и оправляя папаню еще ниже.
— Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — раздался даже не крик, а словно импульс гнева. Из Миуры ударил такой поток прессованной земли, что это походило на взрыв, он снес четыре верхних этажа, будто книжную стопку вверх подбросил.
Я осознал себя на высоте метров двадцати. Время будто замедлилось. Сквозь куски бетона, пролетающие принтеры и земляную взвесь разглядел все еще вопящего в гневе Обата, стоящего на идеально ровном срезе здания. Все верхние этажи просто перестали существовать.
Безымяныш подхватил меня, и направил мой полёт на отца. Сам же соткал в воздухе торнадо и бросил его, после чего сразу рванул на этаж ниже.
Я пустил лазеры из глаз в полете, заставив Миуру отъехать до самого края теперь уже крыши. А пушенный Безымянышем торнадо подхватил его сзади, закрутив, выбросил шагах в восьми от здания.
Я приземлился на крышу, проехался, собирая на доспех все неровности, и влетел башкой в дверь, пробив дыру.
Но тут все здание снова содрогнулось, давая понять, что Миура живее всех живых. Я уплотнил доспех, так как сложились еще три этажа. Все это не прошло даром. Мне уже было очень хреново. Но запас сил пока приличный.
Я по-быстрому немного подлечился. Пробил пол и поймал силуэт Миуры, уже чуток мутнеющим взором, и нырнул в невидимость.
Мы бились еще минут двадцать. Этаж за этажом спускаясь. Не было задачи побить Миура. Это и невозможно вот так слету. Цель была разнести одно из самых высоких зданий в городе. Символ Обата. И мы с ней успешно справлялись. Точнее Миура сам с этим справлялся по большей части. Мы выступали только дразнилкой для дикого японского кота, который в гневе не замечал ничего.
— Зять ответь Наблюдателю.
— На приёме, — устало протянул я, сплевывая кровь и бетонную крошку.
— Вы на восемнадцатом этаже, уходите.
— Принял, — отозвался я, и рванул к ближайшему окну. Просто выпрыгнул.
Безымяныш поймал меня в воздухе. Забросил этаже на пятом. И мы снова сиганули вниз, на этот раз вместе. Ученик снова схватил меня, пролетел метров десять и сбросил на «батут» Федькиной техники. Сам приземлился следом, как меня стащили.
— Вулкан ответь Зятю.
— Вулкан.
— Делай, родная, — устало протянул я, завертел головой в поисках девушки и вяло поковылял к ней.
Волосы Джи-А стали развеваться. Глаза полыхнули пламенем. Земля вздрогнула и завибрировала. Асфальт начал расходиться. Машины, деревья и фонарные столбы падали в провалы.
Высотка «Обата-Салтинг» задрожала. Будто живая, словно понимала, что внутри нее что-то прорастает. Этим чем-то был вулкан.
Крыша будто заядлый курильщик кашлянула дымом. Основание здания начало расширяться, а верхушка обваливаться. Из окон хлынула лава. Она стекала, унося плавящиеся компьютеры. Падала на крыши припаркованных машин, заставляя выгибаться стекла во внутрь, с брызгами разлеталась по округе.
Небоскреб резко начал складываться как телескопическая дубинка. Огромные плиты падали с оглушающим грохотом. Заставляя сердце предательски замирать.
Здание осыпалось, оставшись бетонно-стеклянным чехлом для вулкана. Вечным памятником этой войны. Безоговорочным символом нашего превосходства. Сюжетом сотен новостных передач. Кадром, что навсегда отпечатается в голове каждого жителя этого города.
Глава 19
Стационарный телефон противно зазвенел и даже немного подпрыгнул на рычажках.
— Ржевский, — хмуро отозвался хозяин кабинета.
— Олежа, — раздался голос императора. — Нехорошие какие-то новостные кадры из Владивостока. — Я Рогова спросил, он говорит, что ты там сигнал дал, не дергаться. Сколько уже гражданских пострадало?
— Ни одного, вашество. Руку на пульсе держим. Человек сам позвонил всех предупредил, мол, так и так, война клановая, всяческое содействие оказал со всем уважением. Уже помог избежать международного скандала.
— А слухи нехорошие ходят. Вплоть до того, что это японско-корейская операция. Прощупывают наше терпение и завоёвывают город.
— Гхм… Петр Павлович, не слушайте вы этих людей. Особенно, если у них в родне есть некто, чья фамилии заканчивается на Асаткин.
Император даже хохотнул.
— Все там нормально, — продолжил Олег Аркадьевич. — Обосновано, притязания на внутриклановое лидерство и покушение на принцессу острова Чеджу. Так что все могло быть хуже, с официальными претензиями, но решили так. Второй, между прочим, скандал замяли. Японцы есть, это правда, но, скорее, как пугалка и живой щит.
— Смотри у меня Олежа.
— Смотрю, вашество. Работа у меня такая.
В старом доме на отшибе японского квартала собрались только представители основных родов клана Обата. Рю, Окудайра, Ода, Мидзуно и Нагаи.
Старейшина рода Рю пил чай и хмуро глядел на присутствующих. За время короткой клановой войны он потерял сына и одного…. Нет, теперь уже двух внуков. Нет сомнений, что в бойне, учинённой в их небоскребе если кто и выжил, то только Миура.
— Пора что-то делать, — сказал он. — Пока еще есть кому… слишком многие уже погибли, и без особо результата, к нашему общему великому горю.
— И что ты предлагаешь? — спросил Окудайра, самый огромный из собравшихся и единственный неодаренный.
— Идти на переговоры. Отдать всё что попросят, но сохранить людей. Зачем нам богатства, если стеречь их останутся только неупокоенные души?
— Миура никогда не пойдет на это, — проскрипел старик Нагаи и крутанул колеса инвалидное кресла, подъезжая к чайному столику. Старшая внучка, подала деду пиалу.
— Обата это не только Миура! — громыхнул как в былые годы Рю. — Мы все и есть Обата. Против совета он не пойдет. В своей семье я пока главный, слава предкам. Как только там станет главным Миура, пристрелите меня. Или у вас иначе?
— Не иначе, — вздохнула Миа Мидзуно, единственная женщина на совете.
И тут дверь распахнулась, не дав остальным высказаться.
Миура Обата шел, оставляя шлейф сажи. С него сыпались куски застывшей магмы. Он сорвал остатки обгоревшего пиджака и прошел мимо, заставив всех потерять дар речи.
Прошло несколько минут, и он вышел в черном кимоно, две слуги на ходу протирали ему лысину полотенцем. Только сейчас собравшиеся обратили внимание, что на его теле сгорели все волосы. Доспех энергии их не спас. Это же какая там была температура?
Миура уселся, взял чайник и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Два целителя положили на него руки. Мужчина морщился, что означало, где-то на теле есть немало ожогов.
— О чем шушукались? — грубо спросил он. — Я вас слушаю.
— Эту войну надо заканчивать, — сказал Рю, глядя прямо в глаза Миуре. Терять ему уже было нечего.
— Мы это и пытаемся сделать, — сквозь зубы процедил мужчина, от него все еще пахло гарью. — Каждый день. Завершить её в свою пользу!
— Не очень получается. Не знаю, как, но они всегда на шаг впереди. Мы ослабли, воюя со всякой гнилью в подворотнях, забыли, что такое настоящие противники. Надо всё менять. Возвращаться к истокам.
Миура рассмеялся и сказал:
— И как вы себе это представляете? Мы не от хорошей жизни оказались здесь и сейчас. Когда-то предки сделали выбор, и потомки, включая нас, расхлёбывают его последствия.
— Ты не можешь решать за всех, — не отступал Рю. — Ты…
— Заткнись! — все же не выдержал Миура
— Может быть Рю, Окудайра, Ода, Мидзуно и Нагаи остались прикрывать наш исход из Хоккайдо против императорских войск? Или это были Обата? Мы потеряли всех слуг рода. Ни одного человека не осталось. Что скажешь Рю-сама? Где был твой голос, когда мой дед погиб, чтобы выгрызть нам право здесь жить⁈ — вскочил Миура, опрокидывая столик. — А ты, Мидзуна, согласен, я вижу! Но где ты был, когда моя тетка отошла к предкам, сражаясь за наше право торговать тут. Дорога сюда проложена по трупам моих предков! Обата! Обата не только моя семья, но мы бились больше, чем кто, либо из вас! Не смейте забывать это, иначе я вырежу имя каждого моего родича на ваших спинах! Да всё летит к в пасть демонам-о́ни, но мы еще живы! Мы объединимся с Хонами и Сигура, выдавим чертовых пришельцев прочь, а потом подомнем под себя эти два клана. Всё вернется на круги своя, только дайте мне довести дело до конца, — уже успокаиваясь проговорил Миура. — Я многих потерял, и не оплакиваю, не могу себе этого позволить. Вот и вы не смейте здесь шушукаться, как две гейши, прикрывая рты веером. Я пока лидер клана, и я принимаю решения. Кто хочешь оспорить, правила вы знаете.