А вот дальше было трудно. Шло бетонное ограждение, а за ним, скорее всего, уже теплаки работают. То есть мне придется одновременно держать невидимость и размывать, либо скрывать тепловой контур.
Я сделал ступеньку и перескочил в невидимости, перекатившись после приземления. Жесточайший контроль каждого навыка заставлял нервную систему работать на пределе.
Я когда это отрабатывал, даже маялся с головными болями, будто курсанты летного, когда тренируются в освоении машины. Там тоже надо одновременно столько всего контролировать, что мозг готов вскипеть.
Пустил сканирующий импульс. Мрачное здание высилось всего лишь на три этажа, но судя по слабым сигналам, под землю оно уходит очень глубоко.
Нужно по возможности держаться подальше от людей. Кто знает, какие тут специалисты имеются.
Я так и не дождался, что кто-то откроет дверь. Пришлось все же рисковать. Приблизился к одному из прогуливающихся дежурным, и стащил из кармана пачку сигарет. Когда он в очередной раз, потянулся к нагрудному карману и не обнаружил искомого дальнейшее его охлопывание одежды походило на прелюдию к какому-то народному танцу.
Выматерившись, он быстрым шагом направился в главный корпус, и я проник вместе с ним. Внутри был стерильное казенное оформление. Это без сомнения являлось тюрьмой. Потому что ничем другим, кроме содержанием заключенных здесь заниматься нельзя. Психологически невозможно.
Я тихо прошел по коридору и, найдя закуток вне камер, сел там и на всякий случай решил перепроверить. Сила крови отозвалась сразу. Затрепетала пойманной ланью. Жалобно звала вперед.
Тише, тише, — мысленно обратился я.
Вот же разочарование будет, если последний родич окажется, например, начальником тюрьмы. Интересно, он сейчас что-нибудь чувствует?
Я нашел на стене план эвакуации и внимательно изучил. Это не особо помогло, ведь он был только на этот этаж. Пришлось идти на пост охраны. Повезло, дверь была открыта в комнату, где два дежурных внимательно пырили в мониторы. Видимо, специально не закрывают, чтобы начальство могло пройти, и увидеть, что подчиненные бдят.
На одном из экранов была детальнейшая карта здания. Я запомнил, где переходы и направился туда. Пришлось ждать ночной пересменки и шагать следом за патрулем, ведь между этажами дверь запиралась на ключ. Железный такой, здоровенный, со скрежетом проворачивается. Шансы на скрытный выход таяли с каждым этажом.
На третьем я понял, что ниже мне не надо и пошел изучать обстановку. Круглый зал и камеры в два яруса. Нижние закрытые специальной дверью с бронестеклом, а верхние обычные, с решетчатой стальной дверью.
Тут содержаться только одаренные. Это я понял. Причем были здесь люди всех возрастов, от детей и до стариков. Некоторые вполне мирно играли в шахматы сами с собой, спали, или читали книги, но были и откровенно сошедшие с ума.
Тетка с совершенно безумным взглядом, которая рвала волосы на себе по одному и запрокидывала голову беззвучно хохоча, а потом плача.
В одной из камер была голубоглазая девочка лет десяти на вид. Если бы не седые волосы, я бы не стал задерживать на ней взгляд, чтобы не оставлять на дне души рванный якорный шлейф плохого воспоминания, но она почувствовала мой взгляд, повернулась.
Я совершенно точно не был сокрыт от её глаз. По коже пошли мурашки. Испугался, что невидимость слетела. Но нет, все было в порядке. Просто ясноглазый ребенок, похоже, был настолько особенным, что даже гасители Сахарова не могли полностью задушить её потенциал.
Девочка помахала мне, а у меня сердце в клочья, чуть глаза не защипало. Я бросился прочь, понимая, что сейчас не в силах тут никому помочь. Никому кроме одного человека.
Я поднялся на второй ярус. Слева были металлические перила, от камер до них метра два. Я дошел до последней камере в ряду. Под серым старым одеялом спал седой патлатый мужик.
— Эй, — тихо позвал я. Вот гад бесчувственный.
Почему-то подумалось, что это может быть ловушкой на меня. Приманка на последнего припоследнего Благого. А что? Макаровы старый род, могут многое знать, в том числе и про силу крови побольше моего.
— Проснись! — зашипел я.
Мужик заворочался. Сел на кровати. Протер глаза правой рукой. Левой была культей, как и правая нога.
Худое изможденное лицо, серая ряса, будто на средневековом завсегдатаи казематов, из-под растянутого ворота проглядывают шрамы.
Родич не понял, что его разбудило, он приложил ладонь к груди, сморщился, глядя в окно, и такое страдальческое лицо сделал, что, казалось, сейчас завоет.
— Не поворачивайся, — тихо проговорил я. — Делай вид, что ничего не слышишь. Отвернись к стене, отринь все мысли, и внимательно прислушайся к силе крови, родич.
Он вздрогнул. Глаза остекленели. Мужик торопливо лег, накрылся. И спустя мгновенье я услышал выдох. Не совладал с эмоциями. Почуял. Не представляют, что у него сейчас в душе творится.
— Я сейчас возьму ключи, а потом мы в невидимости уйдем. Вопросов не задавай. Выполняй в точности все команды. Если понял, накройся с головой.
Он выполнил требуемое.
Я дошел до поста охраны этажа. Огромная связка ключей валялась на столе. Я тихо отцепил нужный, спасибо номера камер на бирках имелись.
Вернулся, немного начиная паниковать. Дар, если сравнивать его с мышцами, сейчас уже подрагивал от натуги.
Я вставил ключ в замок и тихо провернул. Вот сейчас был очень важный момент. Я поймал все лучи, которые камера собирает в свою линзы, и зациклил их, как бы обрезав от реальности, застопорив видимое ей.
Если не получилось, то нам конец.
Открыл дверь, тут же прикрыл за собой.
— Камера нас не видит. Я не знаю, насколько этот эффект. Делаем всё быстро.
Я достал из нагрудного кармана надувную бабу и накачав её, засунул под одеяло. Поправил немного, пригляделся. Ну вроде сойдет.
Узник пребывал в легком ступоре. Наверняка, представлял себе сотни видов побега за все года заточения, но ни в одном не фигурировал симулятор женщины.
— Ходить ты нехрена тихо не сможешь, — затараторил я. — Цепляйся рюкзаком. Быстро!
Родич явно не верил в происходящее. Это отчетливо читалось по его глазам.
Он взобрался на кровать, и уже оттуда уцепился мне за спину. Легкий для мужчины его роста, болезненно худой и пятидесяти кило нет.
Мы вышли. Я закрыл дверь. И тут услышал скрежет замка на этаже. На секунду замер прислушиваясь, и потерял то драгоценное мгновенье, за которое мог пробежать по площадке и спуститься с лестницы или вернуть родича на место. Вместо этого зачем-то выжидал. Немного растерялся, и в итоге делегация неожиданных гостей была уже возле подъёма, мимо никак не проскользнуть.
Дальше хуже. Дар уже трепетал, дрожал как руки, если их вытянуть и взять гантель. Но охранники начали подниматься.
Что делать⁈ Что ж вы так не вовремя, сволочи!
Единственное, что пришло в голову, это перемахнуть через ограждение и повиснуть на руках. Что и принялся сразу же исполнять. С учетом «рюкзака» это было непросто.
Судя по болтовне, с проверкой нагрянуло высокое руководство, и сейчас начальник тюрьмы перед ним тут пушил хвост, отплясывая павлином. Четверо человек были уже на расстоянии двух шагов.
Я висел, чувствуя, как забиваются мышцы, в особенности предплечья, и ощущая, как потихоньку слабнет хват одной руки родича. Надо было хоть имя спросить.
Делегация как раз проходила над нами, когда до меня дошло, что от спасенного пахнет камерой. Очень специфичный запах. Не воняет, он не мерзкий, но неприятный.
Сердце пропустило удар, когда идущий впереди высокий чин с целой коллекцией подбородков дважды шмыгнул носом, но дальнейшей реакции не последовало, они прошли до конца этажа, а затем повернули назад.
Я дождался, когда спустятся и кое-как перевалился через парапет. Еще и шумно дышать было нельзя, а очень хотелось. Кислорода отчаянно не хватало. Скупо сцеживая воздух, я все же поднялся на ноги и чуть пошатываясь побрел. Счет шел на минуты. Весь этот экспромт, может выйти боком.
Мне еще проблему дверей как-то решать. Хотя… Я вдруг понял, что не слышал, как они закрывались.
Едва спустился, возликовал внутри.