— Чеджу! — вопил старший Макаров. — Ты за это ответишь!
— Я к вашим услугам, — бросил я. — Любое время место и оружие.
Подошёл Рюриков.
— Как знал, что этим закончился, — сказал он, ничуть не расстроенный данным фактом.
— Что ваш сын себе позволяет? — подошел дед.
Младшего Макарова уже посадили на стул. Вправили нос и теперь сразу четверка лекарей приводила его в чувство.
Гореслав шушукался с сыном, а я с дедом.
— Дуэль! — хором выдал я и Горемысл.
— Славно! — осклабился Рюриков. — Давно такого не было. Дамы и господа! — возвысил он голос. — Пройдемте на улицу.
— Оружие? — уточнил хозяин бала.
— Без разницы, — отмахнулся я. — Пусть эта неженка выбирает условия под себя.
— На табурных мечах. Без доспеха! — выплюнул он.
Я переглянулся с дядькой. Что-то тут не так.
Да, Горемысл был хорош на шпагах. Призёр Екатеринграда. Пару раз брал места по России. Но и я после схватки с Романовым изрядно подтянул бой на холодном оружии. Но все же, как-то быстро он дал ответ.
Неужели засранец так в себе уверен? Обязаны же быть какие-то опасения. Я же человек-загадка. Инстинкты им должны кричать об осторожности. И всё же дуэль.
Ладно. На мечах я ему не проиграю. Возможно, им просто повод нужен. Мол, смотрите все, не мы это начали. Он кровиночку мою порезал на дуэли. Хер его знает, в общем.
Я подмигнул Доре и сбросил пиджак, оставшись в одной рубашке. Мы дошли до фонтана. Чаша внутри, уже ушла в пол, а вода всосалась. Стихийники подсушили его, и мы спрыгнули в яму.
Подошел мастер-наставник, чтобы следить за соблюдением правил, дабы какой-нибудь ушлый Макаров все же не врубил табурный доспех.
— Схватка до потери сознания, — объявил Рюриков. — Бой!
В руке Горемысла вспыхнул зеленый меч. Его стихия изумруд. Я вытянул ладонь, и в ней соткался световой клинок.
— Хотел танца, — сказал я. — Давай потанцуем.
Он рывком сократил расстояние, одновременно метя клинком в голову. Я сделал шаг назад, отмахнувшись, и пробил с левой ноги по жопе как новичку в секции по фехтованию. Едва успел одернуть ногу на штанине появился разрез. Рискованно, но зато зрелищно.
Он начал давить, я отступал и закручивал его в левую сторону. До стены за его спиной осталось полтора метра. Я пошел в атаку. Сверху вниз. Раз-два. Макаров уперся в стену, и сделал колющий выпад в грудь.
Противник отскочил в последний момент. Клинок застрял к кладке фонтана.
— Эй, поосторожнее! — крикнул Рюриков.
Горемысл тут же рубанул, пытаясь отсечь мне руку. Но я просто отскочил и тут же создал новый клинок.
Помню, в первой дуэли с Зингером он проиграл как раз потому, что держался за технику, как за настоящее оружие.
Похоже, с наскока такого опытного бретёра не взять. Тогда еще поизучаю. Может, замечу что-то.
Я стал кружить его в одну сторону, в другую. Перехватывать инициативу и снова отдавать.
Ага! Нашел.
Его фишка в том, что он очень быстро сокращает расстояние с уколом в голову. Взрывные такие скачки.
Я начал отступать. Он пошел следом как привязанный. Вымеряя дистанцию колющими в центр силуэта, и раздергал меня, я сделал лишний защитный жест, и Макаров ударил.
Чуть выше левой груди всё вспыхнуло от укола. Толпа зашумела. Рубашка начала краснеть.
Ерунда. Царапина.
Я отразил еще несколько ударов и сделал вид, что запнулся и ударился спиной о стену. Горемысл снова прыгнул, снайперски направив лезвие мне лоб.
Я ушел в последний миг, перехватывая его кисть правой и одновременно упирая левую руку ему в затылок, придавай инерции движению, впечатал противника башкой в стенку.
Он вывернулся, оставляя у меня в ладони рукав. Но левый в челюсть настиг его. Я вошел в ускорение, чтобы увидеть, как вибрация от удара волной проходится по всему лицу противника. Кровь вылетела изо рта, брызнув на пол, и Горемысл рухнул будто труп. Его начало потряхивать, от сильнейшего сотрясения конечности сводило судорогой.
Я отвернулся. Так себе зрелище. Очень похоже на предсмертную агонию, хотя это и не она. В этот раз, к сожалению. Если бы убил ублюдка одним ударом, это был бы фурор.
— У нас есть победитель! — объявил Рюриков.
Меня вытащили из «Арены».
Гореслав поклонился Доре и сказал:
— Я приношу извинения за поведение моего сына от лица всего клана.
И сделал он это как-то слишком уж легко для человека с такой гордыней.
Я снова переглянулся с Климом. Где-то нас нагрели. С подозрением глянул на деда, но тот, казалось, был рад всему происходящему и ничего не замышлял.
Горемысла привели в чувства, и Макаровы быстро ретировались.
Рану на груди начало жечь. В голове помутнело. Перед глазами забегали черные мушки.
Клим сразу увидел изменение в моём состоянии и подошёл.
Начало нещадно жечь. Дядька дернул рубаху оголяя место раны. Гости, что были вокруг охнули. Вместо легкого отверстия от укола там была черная язва, от которой расходилась по венам темная паутина.
Меня покачнуло, и дядька подставил плечо. Кончики всех пальцев начало покалывать. Чувствительность пропадала.
Я понял, где нас обманули.
«Змее достаточно одного укуса, и яд всё сделает сам», — вспомнились мне слова Гореслава на переговорах.
— Табур Макаровых не янтарь, а ЯД! — выпалил я. — Они меня убивают.
Ноги окончательно отказали. Я не чувствовал тела, зато прекрасно ощущал, как яд подступает к сердцу. Даже усиленная регенерация Благих пасовала.
Подбежали лекари. Они по очереди прикладывали руки к ране, но она даже не закрылась от их потуг.
— Не получается!
— Мы ничего не можем сделать.
— Он умирает!
Глава 21
Занемевшими связками кое-как я сказал:
— Сам.
Клим подхватил меня на руки, вбежал во дворец и выбил первую попавшуюся дверь. Целующаяся парочка замерла.
— Нахер отсюда! — завопил он. Дядька в гневе страшен, так что парень и забыл, о своём дворянстве выскочил вместе с зазнобой как провинившийся школьник.
Родич запер дверь и положил меня на стол, сунув под голову свернутый пиджак.
От манипуляций лекарей сознание немного прояснилось, но тело я по-прежнему не чувствовал. Глазами указал, что хочу сделать. Он взял мою руку и приложил к ране. Черная отрава уже расползлась по всей груди.
Я потянулся к гойле, но ничего не произошло. Я не понял, то ли не дотянулся до дара, то ли он не отозвался. В любом случае, стало страшно. В животе собрался холодный колючий ком.
Я ничего не успел! — на секунду пронеслась паническая мысль.
Я гневно глянул на Клима.
— Ты! — сипло выдохнул я не в силах разжать губы.
Он вытянул руку. Кровавый табур все же. Вдруг чего получится.
Я ощутил дикую боль. Будто по венам стекловата гуляла и теперь её начали вытаскивать через тот самый прокол. Черная кровь вылетела, и я вдохнул глубоко, чувствуя, как закружилась голова от переизбытка кислорода.
— Гойле, — сказал я, понимая, что стало легче, но я все равно умираю. Яд уже сделал своё грязное дело.
На лбу выступила испарина. Меня начало лихорадить. Лицо дядьки расплывалось.
— Я… я не могу. Никогда не мог! — затараторил он, голос двоился. Клим вытянул руки, закрыл глаза и пытался призвать гойле. Я понимал, у него нихрена не получится, он не верит или не считает себя достойным.
— Я не могу, Арс. Прости. У меня не выходит, — растерянно пробормотал он.
Я собрал остатки воли и схватил его за грудки, дернув на себя.
— Ты последний из Благих, чтоб тебя! — рычал я. — Ты двадцать лет претерпевал за эту фамилию. Ты имеешь право повелевать этой силой больше, чем кто-либо. Один сраный раз. Воззови!
Я упал. Все по краям обзора почернело, оставив узкое пульсирующее красным окошко по центру.
Сердце колотилось как бешенное, а потом пульс начал падать. Я был в сознании, но понял, что мотор встал. Я попытался вздохнуть, но ничего не вышло.
Давай, же Клим! Соберись!
Давай родной! Дава…
Картинка начала гаснуть, но тут все озарила вспышка. Меня будто разряд прошил, всего подбросило на столе. Вдохнул с таким шумом, что содрал воздухом слизистую в глотке.
Схватился за прокол, но его не было. Под коркой засохшей крови оказалась наросшая нежная кожа. Даже шрама не осталось.
— Ты смог. Ты все же смог.
Дядька лишь кивал головой с улыбкой на устах. Казалось, он все еще не мог поверить в произошедшее.