Все вокруг было серым. Конец войны, конец всему.
Джордж откинул голову на стену и снова потянулся рукой за стаканом. Но пальцы ухватили пустоту, и он вспомнил, что мама унесла огневиски еще утром. Она снова плакала и умоляла, и он согласился. Ему уже было пофиг. Три дня. Три чертовых дня без Фреда. Вчера были похороны.
Джордж зажмурился, вспоминая, как тело Фредди — зеркальное безжизненное отражение его самого — бережно укладывали в фамильный склеп, как наезжала сверху темная каменная глыба с черненой вязью. “Фред Уизли. Погиб в бою 2 мая 1998 года”, — было написано на этой плите, и строчки прыгали, двоились и плыли в глазах.
Фамильный склеп… Одно название. Старая пещера в холме, заросшем сверху травой, вход в которую знают лишь лесные эльфы. Запах сырости и ряды обветшалых надгробий. Дожди и туманы сделали свое дело: даже тяжелые камни оказались разъедены беспощадным временем. Что уж говорить о тех, кто внутри. И о Фредди. Его Фредди, которого вчера похоронили согласно традициям. Торжественно и пышно, как героя.
Там, кстати, было много народу. Но Джордж тогда так сильно напился, что все равно плохо их всех запомнил. В памяти всплывали только красные, неузнаваемо распухшие глаза мамы да дрожащие плечи отца. И рыжие волосы вокруг мертвого, почти голубого лица. Джордж неожиданно для себя расхохотался, когда тяжелая крышка начала неумолимо надвигаться, навсегда пряча от него Фреда, — настолько смешной показалась его последняя шутка, и пьяное эхо отразилось от пустых стен и отозвалось в ушах хриплым воем. Напуганный Рон схватил его, прижимая к себе, и пытался держать под локоть всю церемонию, а Джинни плакала навзрыд, крепко цепляясь за Гарри. Но Джордж снова и снова обводил их всех мутными глазами и улыбался: это его семья. Точнее, то, что от нее осталось. Это было настолько нелепо, что невозможно было поверить. Это было чертовски смешно. “Правда, Фредди?” — чуть не сказал он вслух, обернувшись, но, увидев напуганные глаза Рона, прикусил язык и промолчал. На это хватило пьяной деликатности даже у него. А больше он ничего и не помнил.
Все это было вчера. А сегодня Джордж сидит у них в комнате и с самого утра разговаривает со своим братом. С Фредом. Не беда, что тот не может ответить. Зато в кои-то веки Джордж может сказать Фредди все, что захочет. А еще в доме завешены все зеркала. Говорят, что так нужно. Накрепко закрыть все ловушки для души. И Джордж благодарен маме за верность этому суеверию и за то, что она до сих пор не снимает с них мрачные тряпки. Потому что в каждом зеркале отражается Фред. Фред. Фред. И их там снова двое.
Джордж протянул руку и взял с тумбочки зеркальный осколок, который выпал вчера из кармана у Фреда. У мертвого Фреда. Рон принес его Джорджу, недоуменно крутя между пальцами. “Может быть, ты знаешь, что это?” — сказал он, и губы у него задрожали. А Джорджу стало снова смешно. Конечно, он знает. Кто же еще, как не он?
С самого утра Джордж заперся в их с братом комнате наедине с этим обломком стекла и глушил боль стакан за стаканом, пока мама, умоляя больше не пить, не унесла огневиски. Тогда Джордж в сердцах захлопнул дверь на засов и больше не реагировал ни на что.
“Ну, привет, Фредди”, — Джордж поймал в осколке свое отражение. Если попытаться приподнять самый краешек губ в кривой неловкой усмешке, то и зеркальный близнец начинает улыбаться жалобно и горько. “За что же ты так со мной, братишка?” — Джордж застонал и сжал осколок, пряча его в кулаке. Уж лучше напиваться до синих чертей, чем смотреть на эту усмешку. Он и подумать не мог, что будет так ненавидеть зеркала за невозможность видеть в них то, чего больше нет.
За тонкой дверью послышался робкий неуверенный шорох, и ручка пару раз дрогнула.
— Джордж, прекрати! — донесся сквозь заслоны просительный голос Джинни. — Ну, пожалуйста.
— Я тебе мешаю, сестренка? — хрипло отозвался Джордж, откидывая голову к стене.
— Ты… ты разговариваешь с ним, Джордж. Вслух. Мне страшно.
Джордж стиснул челюсти. Как бы ему ни было фигово, он не имеет права их всех пугать.
— Прости, Джин, — покаянно выкрикнул он, сам удивляясь тому, как странно звучит его голос. — Я постараюсь больше так не делать.
Было слышно, как Джинни шумно дышит, неловко мнется под дверью, и как шуршит ее домашняя мантия.
— Ты… пустишь меня?
— Не сейчас.
Джордж откинулся навзничь на кровать и уставился в обветшалый потолок, который давно не мешало покрасить. Вон то бурое пятно на нем они оставили с Фредди, когда пробовали новую начинку для конфет. А эта трещина… Мама никогда не должна была узнать, что они испытывали новое заклинание разрушения и чуть не разрезали дом пополам. Джордж засмеялся. “Это было как всегда весело, правда, братишка?”.
Хриплый смех, прозвучавший в одиночестве, в этот раз напугал даже самого Джорджа. Он не умел смеяться один. Он не умел жить один. Он не умел… Пальцы метнулись в карман, сами собой нащупывая второй зеркальный обломок, и сжали его, с силой впечатывая в кожу ладони. Физическая боль ненадолго принесла облегчение.
Время заструилось и вместе с кровью из порезов потекло под пальцами вспять…
— …Ты разбил зеркало, Фред! Мама убьет нас!
Растерянный Джордж пытался сложить две одинаковые половинки вместе.
— Неужели ты веришь в дурацкие приметы, Джорджи? Ты как девчонка!
— Ни во что я не верю! — Джордж нахмурился и от досады покраснел: Фред всегда был смелей и решительнее, и его это злило. — Просто это было зеркало тетушки Мэвис. И когда мама узнает, тебе мало не покажется, — он нахмурился на беззаботное хмыканье брата. — А еще я порезался осколком, — и он мстительно ткнул свой окровавленный палец брату под нос.
Его кровь — это единственное, от чего безбашенный Фред впадал в ступор, и иногда Джордж этим пользовался. Вот как сейчас.
— Джордж, почему ты молчал? — чуть замешкавшись, брат ухватил его палец и с ужасом уставился на него, стремительно бледнея.
— Прекращай, Фред. Это всего лишь порез, — Джорджа всегда удивляла и смешила эта реакция брата на его раны. — Наложи Энервейт, да и всё.
Белый как стенка Фред торопливо кивнул, неловко махнул палочкой, стискивая ее дрожащими пальцами, и заклинание, соскользнув с самого кончика, прошло по касательной и отбило уголок у стола.
Оба брата удивленно проследили за ним взглядом.
— Хорошо, что это был не мой ноготь, — глубокомысленно заметил Джордж и, понимая, что придется спасать себя самому, сунул палец в рот. — Что ты в меня послал? — невнятно спросил он у брата, старательно зализывая рану.
— Понятия не имею, — Фред обхватил голову руками. — Ничего не могу с собой поделать. Ужасно боюсь тебя потерять, братишка, — его последние слова должны были прозвучать насмешливо и беззаботно, но невольно в них прорезался тот самый страх, который с самого детства снедал и самого Джорджа. Страх, что однажды Фредди умрет. Он никогда не понимал, как это возможно — жить без своей второй половины. Жить без части души.
— Я… тоже, — неловко признался он, вынимая изо рта пораненный палец и от смущения слишком сосредоточенно разглядывая порез. — Больше всего на свете.
— Все хорошо? — Фред потянул его руку на себя, проверяя.
— Ага, — Джордж ткнул палец ему под нос, демонстрируя почти затянувшуюся ранку. — Видишь?
Фред перевел взгляд с его руки на лицо и усмехнулся:
— Ты похож на вампира, — фыркнул он, поднял руку и потер его нижнюю губу, пытаясь стереть остатки крови. — Не оттирается. Погоди.
Он намочил свой палец слюной и снова попытался убрать размазанные вокруг рта багровые потеки. — Не получается. Облизнись.
Джордж, внезапно почувствовав, что нелепо краснеет от влажного пальца, настойчиво проходящегося по его губам, попытался увернуться.