С этого дня Санька решил обучать собаку ездовой службе. Только вот беда — не было лёгких саней. Сам он сделать их не мог и попросил дядю Петрована. Тот ни в чём не отказывал мальчику — он был другом Санькиного отца, погибшего на фронте, и когда-то вместе с ним охотился в окрестных лесах, а теперь учил Саньку охотничьей сноровке.
Дядя Петрован сшил для Мушкета мягкую прочную шлейку, выгнул полозья для саней, врезал копылки и туго стянул их крепкими сыромятными ремнями. Сани получились лёгкие и прочные.
Потом занялись обучением собаки. Дядя Петрован давал Мушкету кусочек мяса и, отойдя шагов на пятьдесят, звал его, протягивая новую приманку.
Санька стоял рядом с собакой и командовал:
— Вперёд, Мушкет! Вперёд!
Мушкет натягивал ремни и, прижав к спине хвост, мчался вперёд. Затем он стал тянуть санки по команде без приманки.
Так постепенно у собаки выработался навык.
Лишь только мальчик брал в руки шлейку, Мушкет сам подставлял голову для ошейника. Теперь проверять ловушки Санька ездил на собаке.
Прошёл ещё год. Санька всё больше привязывался к Мушкету, заботился о нём, купал, расчёсывал гребнем пушистую шерсть, смастерил во дворе тёплую будку, хотя Мушкет любил спать в снегу, как все северные лайки.
Утром Мушкет ждал, когда откроется дверь, врывался в дом и будил мальчика лаем, подтаскивал ему валенки, шапку, рукавицы, торопил на охоту. Но Санька теперь реже ходил в лес, так как учился уже в восьмом классе, уроков задавали много, а вечерами он с товарищами занимался в школьном авиамодельном кружке. И только в зимние каникулы опять зачастил на охоту.
Зайцев в эту зиму было меньше чем в прошлую, и приходилось уходить подальше в глубь леса, но добыча была небольшая.
Как-то мать, глядя на Саньку, проговорила:
— Отдохнул бы ты в каникулы-то. Какая неволя по лесу таскаться?
— Охота пуще неволи, мама, — ответил Санька, посмеиваясь и весело блестя глазами.
— Весь в отца — неугомонный, — ласково улыбнулась мать и, вздохнув, отвернулась, пряча слезу.
И в самом деле, Санька очень походил на отца. Мать, разглядывая старые фотокарточки, где отец Саньки был снят молодым, находила много общих черт между ними. Санька за эти два года вытянулся, раздался в плечах, ходил он так же прямо, как отец, движения у него были неторопливые, но уверенные и смотрел он так же упрямо и настойчиво из-под белёсых бровей, которые на смуглом от загара скуластом лице выделялись светлыми полосками.
Учился Санька хорошо, седьмой класс закончил с похвальной грамотой. А на осенних соревнованиях авиамоделистов он со своей моделью гидросамолёта с бензиновым моторчиком занял первое место.
В седьмом классе Санька вступил в комсомол и дел у него ещё прибавилось. Мать, глядя на озабоченного, всегда чем-нибудь занятого сына, радовалась да тихо вздыхала, вспоминая отца, которому не пришлось увидеть Саньку большим и таким похожим на него.
Однажды, в конце каникул, Санька решил сходить подальше в лес, где, по его мнению, водились зайцы. Он взял старую отцовскую берданку, намереваясь на обратном пути пострелять косачей.
Когда Санька вышел из дома, на востоке чуть-чуть брезжил рассвет. Позднее зимнее солнце пряталось где-то за тайгой. На дворе — сухой, перехватывающий дыхание, мороз. Городок ещё спал. Электрические лампочки, бледные в предутреннем свете, тускло освещали заснеженные улицы с выбеленными снегом крышами домов, пушистыми от инея деревьями.
Санька скатился на реку там, где было не очень высоко и круто, чтобы легче было спуститься Мушкету, и пошёл вверх по реке.
Пройдя несколько километров, он стал взбираться на противоположный берег, поросший тальником и мелким ракитником. Санька, пробираясь через кустарник, засыпанный сухим игольчатым снегом, низко нагибался под ветви, старался не задевать их. Но в одном месте он зацепил стволом ружья ветку, и снежный ком рухнул ему на заячью шапку, переломился надвое, запорошил глаза, попал за воротник. Санька остановился, отряхиваясь, перевернул ружьё стволом вниз, чтобы в него не попал снег, и ещё осторожнее двинулся дальше.
Мушкет бежал рядом, обнюхивая свежий снег. В одном месте он остановился, зафыркал и злобно зарычал, видимо, найдя что-то подозрительное.
Санька направился к собаке и увидел, что та обнюхивает какие-то следы. Он нагнулся, внимательно рассматривая их. Следы были похожи на собачьи, только значительно крупнее, с собранными в комок пальцами лапы. Отпечатки лап были вытянутые. Молодой охотник недоуменно поднял брови, наморщил лоб: что же за зверь тут был.
Он знал отпечатки лап всех зверей, которые водились в их местности, но подобных не встречал. «Наверное, прошёл охотник с собакой какой-нибудь очень крупной породы», — решил Санька и, оставив след, двинулся дальше.
Одолев длинный и утомительный косогор, поросший густым кустарником, он остановился, удивлённый сказочной красотой.
Далеко на востоке, выглянув из-за угрюмой тайги, солнце позолотило верхушки деревьев, и они засияли, излучая радужный свет, переливаясь то изумрудно-холодными, то нежно-розовыми тёплыми цветами. А когда большой багровый диск поднялся над лесом и брызнул во все стороны своими лучами, широкая низина между тайгой и прибрежным березняком словно загорелась. Весь снег на деревьях и на земле стал розовым, сверкающим золотыми и багряными искрами.
— Вот они, алые сугробы, — проговорил восхищённо Санька, вспоминая интересный рассказ под таким названием. — «Разве такое увидишь, если будешь дома сидеть», — подумал он. Потом медленно отвёл глаза от широкой заснеженной низины, которая пылала розовым огнём.
Часа за три Санька обошёл большой участок, расставил на заячьих тропах капканы и повернул обратно, направляясь к бору. Высокие, голые до половины, сосны уносили свои ветви вверх и там раскидывали мохнатые шапки. Густые ели с острыми тоненькими макушками стояли важные, засыпанные до самого низу снегом. Саньке казалось, что ели спят. Прислушиваясь к лёгкому шуму ветра в шапках сосен, мальчик представлял, что это не ветер шумит, а тихо шепотком переговариваются между собой сосны, чтобы не нарушить сон своих соседок — елей.
— Ну, теперь, Мушкет, смотри в оба! — скомандовал он собаке. Та прижала уши, завиляла хвостом и радостна заворчала, показав клыки.
— Ну хорошо, хорошо, — потрепал её по спине мальчик, — больше работать, меньше зубы скалить. — И повелительно махнул рукой.
Из чащи собака выгнала несколько тетеревов, те вспорхнули и расселись на деревьях. Грохнул выстрел, и покатился по лесу сухой звук, отскакивая от дерева к дереву, вскоре по морозному воздуху долетело обратное эхо.
Санька стоял и слушал, пока не замолкли последние его отголоски. Потом, подобрав убитую птицу и внимательно всматриваясь между деревьями, пошёл дальше. А в воздухе ещё долго кружились снежинки, осыпаясь с высоких деревьев. Мушкет несколько раз поднимал птиц, а Санька стрелял.
В одном месте собака облаяла белку. Пока та сидела на вершине пихты, зло цокая на прыгающего под деревом Мушкета, Санька прицелился и снял её выстрелом.
Так они проходили по лесу весь день.
К вечеру в патронташе осталось четыре патрона. Мальчик свистнул собаку и направился домой. Ягдташ тяжело оттягивал плечо. Ощущая его тяжесть, охотник довольно улыбнулся.
Через час густая стена сосен осталась позади, стало светлее. А вскоре за рекой показался город с засыпанными снегом крышами. Там кое-где уже мигали первые огоньки. Вот впереди замаячили знакомые одинокие ели. При виде их Санька улыбнулся. Два года назад у противоположного берега он нашёл маленького Мушкета… Вдруг Мушкет стал как-то странно пофыркивать, словно в нос ему попал дым, он изредка останавливался и потихоньку зло ворчал.
— Вперёд, Мушкет! — звал его Санька. — Скоро дома будем. «Наверно, следы чьи-то чует», — подумал он, не обратив особого внимания на поведение собаки. Но та по-прежнему останавливалась, оглядывалась и нервно повизгивала.