Что он за создание? Человек ли вообще? Его плоть, кровь, человеческий облик говорили, что да; а владение огнём, перемещение во времени и эти глаза, говорили, что вряд ли… и что же мне нужно было полюбить — первое или второе?
— Суши волосы и ложись спать, — нарушил тишину Виктор. — Я отлучусь на пару минут. Здесь ты в безопасности. — Мужчина поднялся, оставив лежать меня у камина, и вышел в ночь.
Я не спешила вставать, опустив голову обратно на прогретый огнём деревянный пол, и выдохнув, закрыла глаза. Хорошо. Как хорошо остаться одной, ни проявлять никаких эмоций, ни говорить, ни думать, ни шевелиться. Пребывать в полнейшей расслабленности и прострации так, что начинало казаться, что дух на время покидал усталое тело, и воспарял где-то рядом. Летал, тоже наслаждаясь кратковременной свободой.
Эта жизнь бывает настолько тяжелой и невыносимой, что задаёшься невольным вопросом, зачем же она нам дана. Зачем мы так усердно за неё цепляемся, и пытаемся выжить в тех условиях, которые мы создаем себе и далеко не сами. Изначально все рождаются свободными и счастливыми, но из года в год данную от рождения свободу мы превращаем в клетку, свитую из обязанностей и потребностей, долга и чести, а мягкое и пушистое счастье превращаем в свинец и сталь. Свинец и сталь…
Вдруг, что-то бабахнуло, и я встрепенулась, пытаясь вспомнить последние события. Успела вздремнуть, а оттого ощущения были более приятными. Я чувствовала себя бодрее и отдохнувшее, а голова соображала чище и яснее. За стенами разыгрывалась непогода, не на шутку кидаясь штормовым ветром и крупным градом. Но среди этого гула я разобрала гортанный мужской шепот, страстный и отчаянный.
Он лился из камина, где горел яркий огонь. Что это? И огонь начал разговаривать со мной? Я протёрла сонные глаза, потрепала скомканные, но сухие волосы, и привстала на локте.
Оказалось, что лежала на импровизированной кровати, а на том месте, где я заснула, в позе лотоса сидел Стиан… и шептал. Хорошо было видно, что мужчина находился в состоянии глубокого транса — полузакрытые глаза, ритмичные раскачивающиеся движения, гортанные бормотания…
Хоть это успокаивало — огонь не разговаривал со мной. От этой мысли стало весело и губы тронула лёгкая улыбка. Я привстала и притихла, наблюдая за неким колдовским ритуалом.
ГЛАВА 16. Чёрный колдун
Точно! Колдовским! Как мне это раньше не пришло в голову… Он не некое существо, каким я его считала, а колдун. Это многое объясняет. Хоть я и не слышала о существовании сильных чёрных колдунов, но не слышать и не видеть, не значит не быть.
По крыше снова бухнуло, и я вздрогнула.
Мужчина тоже зашевелился. Поднял ладони к лицу и намазал его чем-то белым, похожим на глину, и снова неистово зашептал, начиная припевать некоторые фразы. Ветер забился ожесточеннее, гремя по кровле ледяными порывами, и угрожая сорвать её вместе со стенами, которые дрожали как осиновые листья.
Эта дрожь, этот усиливающийся шёпот начинали пугать и передаваться и мне.
Создавалось впечатление, что погода помогала обряднику, или наоборот, сопротивлялась его замыслам. Как же! Как же я и забыла, что самые сильные обряды совершают в непогоду! Вернее, ждут её, чтобы совершить. Бабушкины рассказы не совсем выветрились из моей головы.
Абрамов, как уже не поворачивался язык его называть, облачился в холщовую рубаху. Без всякого намека на штаны… и его собранные ноги открывали огромную татуировку в виде широкой полосы с рисунками на правом бедре, которую я как ни странно не видела раньше. Он снова двинулся и на его лице появились яркие красные полосы. Кровь. Это была кровь… кровь нельзя перепутать ни с чем. Кровь — субстанция, несущая в себе память и силу. От неё, как и от живых существ, тоже исходит биоэнергетическая оболочка.
Мне она хорошо была заметна, даже в прыгающих отблесках огня. Опять движение, шёпот притих, и руки колдуна потянулись в изножье. И я увидела то, с чего он брал кровь… сердце!
Перед мужчиной лежало кровоточащее сердце!
Тело пронзило волной адреналина, и собственный моторчик заныл в груди, выдавая тахикардию. Мужчина снова зашептал, раскачиваясь в такт заклинаниям, а я не могла оторвать взгляда от извлеченного органа. Кому могло принадлежать это сердце? Его носителя я не видела, но я и не могла видеть все и всех.
Виктор взвыл и бух, бух… кровавый, ещё горячий мешочек ожил — сердце глухо забилось в его руках!
Я, конечно, много уже что повидала, но это было настоящей жутью…