Выбрать главу

На душе потеплело. Куда же я пришла? Горы и пещера. Мы шли по горным тропам, но пещер я не видела точно. Изнутри не виделось теней. Только теплый приветливый свет огня, что очень было похоже на сыр в мышеловке…

Приблизилась, осторожно перебирая непослушными ногами. Прислонилась к холодным камням, и заглянула внутрь…

Кишечник, от зловонного запаха и зрелища увиденного вскользь, тут же скрутило в рвотном порыве. И обдало кипятком от последующего после… Сорвавшись с места, я галопом побежала прочь и через пару метров, потеряла твердую опору под ногами, не сразу поняв, что нахожусь в состоянии свободного падения…

Я падала.

Соскользнула с высокого обрыва или скалы, и теперь, лихорадочно глотая воздух, не дающий даже вскрикнуть, головой летела вниз…

ГЛАВА 17. Крылатая тварь

Каждая страна таит в себе что-то особенное, что делает её непохожей на другие.

Норвежцам, — по — крайней мере, во времена викингов — поскольку мне не с чем было сравнить, досталась воистину чудесная земля изумрудно-зеленых лесов, топазовых ледников, кружащих голову фьордов, низких облаков, нанизанных на суровые скалы, и затяжных осадков…

Но! Как ни странно, я начинала осознавать, что невольно влюблялась в эти места.

Хотя ещё вчера эта мысль показалась бы мне абсурдной и неприятной. Как и то, что, соскользнув в пропасть с высокого утеса, я до сих пор дышу этим воздухом.

— Ссссс, — зашипела я от острой боли, пронзившей моё подреберье. В ответ напряженная тишина. — Ты уверен, что вот этот мох, кишащий микробами и паразитами, сможет залечить мои раны? Здесь нужен йод, зелёнка, любой антисептик и стерильные бинты. Хочешь, чтобы у меня начался сепсис?

— Молчи! — рыкнул Стиан, до этого терпеливо снося мои претензии, и грубо отшвырнул в стороны мои ладони, пытавшиеся снять с ран неприятно бурое сырье.

— Это стократно лучше всякой зелёнки, и если бы я хотел твоей смерти, то не стал ловить с обрыва.

— Виктор, кто ты такой? Вначале я думала, что ты законченное быдло, уж извини за честность. Потом, что чёрный колдун, но то, что я видела… — Я замолкла, пытаясь подобрать слова. Сформулировать их в своей голове из обрывочных образов, схваченных в состоянии аффекта. Когда, захлебываясь потоками воздуха, так и душащих легкие. И летела в чёрную пропасть, болезненно ожидая смертельного удара, так и скручивающего внутренности.

Удар был, но не от ледяных камней. От жестких, огромных клещей, стиснувшихся на моём стане. Потом рывок вверх. Боль от твердого и тесного каркаса тисков. Невозможность вздохнуть, и шум… шум, шум… как от взмаха крыльев. Гигантских крыльев.

В кромешной темноте, перемешанной с белесой метелью, рассмотреть хоть что-то было невозможно, хоть и тварь, несущая меня под облаками, схватила лицом к себе…

Я лишь отчетливо слышала ритмичный звук. И чувствовала тепло тела, так как несущий меня, довольно близко прижал к своему брюху…

Камни не успели разбить мою голову и не переломали костей, но жёсткие лапы с острыми когтями, не давали лёгким расправится и сделать живительный глоток. Тварь же не чувствовала, что я начинала отключаться, может потому, как мне подумалось тогда, вовсе и не спасала меня…

— Как ты понял, что душил и ослабил хватку?

— По твоему сердцебиению, — неохотно процедил мужчина, продолжая накладывать растительное сырье на глубокие царапины, нанесенные им же самим, вернее его когтями.

Я сидела у жаркого костра. На теплом, прогретом огнём, обтесанном ветрами и дождями, валуне, и нагнувшись вперед, теперь уже послушно придерживала свою одежду, закатанную вверх. Вязаное платье пропиталось кровью в тех местах, где были ранения. Было их предостаточно — по середине всей спины, которую врачевал мужчина, а другая цепочка — по груди и животу. Именно, на этих местах заканчивалось острие когтей летающей твари.

Погода заметно улучшилась. Метель прошла. Ветер стих, а хмурое, беспросветное небо, прорывала нежная голубизна, сквозь которую на измученную землю лились лучики солнца.

Мы находились на высоком каменном утесе — широком, длинном и изящном, как клюв птицы, который нависал над морем, в заливе живописного фьорда. И между разговором, лечением, претерпеванием боли, я все же периодически бросала взгляды на захватывающие воображение дали.

И меня успевали делить и размышления, и отвлечение на болезненность процедур, и дикое, снедаемое любопытство от открывавшихся передо мной картин