— Ну конечно нет. Просто я всегда считал, что у тебя своих проблем по горло.
Кейт преподает литературу в школе для одаренных детей, а раз в неделю по вечерам помогает иммигрантам осваивать английский в церковном подвале. И постоянно пристает ко мне, клянчит, чтобы я профинансировал съемки фильма о матери всех канадских суфражисток, несравненной и восхитительной Нелли Маккланг.
— Скоро Рождество, мы приглашены на праздничный обед к маме. Будет елка, а под ней менора[168]. Прилетит Майк с Каролиной и детьми, и Савл приедет, и они с Майком начнут пикироваться, едва переступив порог. В прошлом году я все плакала, никак остановиться не могла. Я люблю тебя, пап.
— Я тоже люблю тебя, Кейт.
— У нас такая семья была! Никогда маму не прощу, что она ушла от тебя.
— Это я виноват, сам ее потерял.
— Пора мне трубку вешать. А то сейчас разревусь.
Напряженность между Мириам и Кейт присутствовала всегда, всегда тлела. Я этого не мог понять. Все-таки ведь это не я, а Мириам рассказывала ей на ночь сказки, учила читать и водила по музеям, театрам и прочим увеселениям в Нью-Йорке. Мои родительские обязанности в основном сводились к тому, чтобы обеспечивать всем должный уровень жизни, поддразнивать детей за столом, предоставляя Мириам улаживать возникающие конфликты, и — а, ну конечно — собирать библиотечки, консультируясь при этом с Мириам. «Некоторые отцы, — как объяснил я однажды ребятишкам, — когда рождается ребенок, припрятывают для него бутылку вина, чтобы оно созрело к тому времени, как из ребенка сформируется взрослый неблагодарный балбес. Я делаю не так. Когда каждому из вас исполнится шестнадцать, он получит от меня не что-нибудь, а библиотечку из сотни книг, которые доставили мне наибольшее удовольствие во времена моей собственной несмышленой юности».
Однажды, когда Кейт училась в выпускном классе школы мисс Эдгар и мисс Крэмп, как-то под вечер она пришла домой и застала измотанную Мириам, которая, то и дело поглядывая на часы, подготавливала двух уток к запеканию в духовке. Во всем стремившаяся к недостижимому идеалу, Мириам выискивала последние, едва заметные корешки перьев и вытаскивала их щипчиками для бровей. На каждой газовой конфорке кипело по кастрюле. Своей очереди к духовке дожидались домашние хлебцы. Бокалы и рюмки, только что вынутые из посудомоечной машины, выстроились в ряд для осмотра на свет и повторного, если надо будет, омовения. Горку клубники в стеклянной миске еще предстояло общипать. Угрюмая Кейт прошла прямо к холодильнику, вынула йогурт, освободила себе местечко за столом и села читать «Миддлмарч»[169] с того места, на котором остановилась вчера.
— Кейт, будь лапочкой, почисти от черешков ягоду, а потом в гостиной взбей подушки.
Молчание.
— Кейт, мы на обед в полвосьмого шесть человек ждем, а мне еще душ принимать и переодеваться.
— А мальчики помочь не могут, что ли?
— Их дома нет.
— Когда вырасту, ни за что не превращусь в домохозяйку. Как ты.
— Что?
— Ведь это же наверняка даже и не твои друзья придут, а его.
— Ты ягоды почистить мне поможешь или нет?
— Сперва до главы дочитаю, — сказала дочь, выходя из кухни.
И надо же было случиться, что, когда Мириам зашла в нашу спальню, я с тоской смотрел на рукав чистой рубашки.
— Сколько раз я тебя просил, чтобы носила в другую прачечную. Не надо, не говори ничего. Я сам знаю, что у мистера Хихаса семеро детей. Но он опять расплющил мне пуговицу. Ты можешь ее сейчас пришить?
— Пришей сам.
— А что случилось?
— Ничего.
Я попытался обнять ее, но она отстранилась, принюхалась.
— А, черт! — вскрикнула она. — Там же хлеб. — И опрометью бросилась в кухню, я за ней.
— Все, он испорчен, — сказала она, и слезы потекли у нее по щекам.
— Да ничего подобного. Просто поджарился немножко, — сказал я и взял нож, чтобы соскоблить корку.
— Нет, так я подать его не могу ни в коем случае.
— Ладно, сейчас пошлем Кейт в пекарню «Бейглах».
— Твоя дочь, кстати, у себя в комнате, читает «Миддлмарч». — В голосе Мириам чувствовалось раздражение.
— Боже мой, да что же на тебя опять нашло? Тебе бы понравилось больше, если бы она читала «Космополитен»?
— Я не могу ее сейчас никуда послать. Она и так меня уже видеть не может.
— Как тебе такое в голову приходит?
— Ах, Барни, ты о своих детях ничегошеньки не знаешь. Майк себе места не находит, потому что у его девушки уже три недели задержка, а Савл торгует наркотиками.
168
*