Вертикаль. Место встречи изменить нельзя

Он засмеялся и вдруг спросил:

– Вы мне разрешите закурить?

Милый ты мой человек! Нет, не все безнадежно в американском конгрессе.

Под руку с Пушкиным

Всю жизнь я занимаюсь каким-то странным видом творчества. Вернее, вторичного творчества. Бывает же вторсырье. Вот и у меня – «втортвор».

В молодости, когда была хорошая память, я знал много стихов. Кое-что забыл, что-то помню, какие-то стихи всплывают в памяти отдельными строчками. Причем, откуда эта строка, какого автора – убей, не помню. Ну, предположим, из темноты сознания выплывает удивительно красивое сочетание слов: «с печальным шумом обнажалась».

Кто обнажался, женщина? Тогда почему «с печальным шумом»? Нет, скорее всего, «дубрава», «роща». Похоже на Пушкина. Даже можно сказать точнее: «Евгений Онегин».

Ну, загляни в книжку и найди эту строфу. Нет, мне интересно вспомнить самому. И начинаются «муки творчества». Путешествие по закоулкам памяти. Ход сочинительства примерно таков.

Итак, «роща». Сразу вспоминается: «…уж роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей…» Но эта строка полна энергетики, и, несмотря на то, что речь идет об увядании природы, она, безусловно, мажорна. А строчка, пришедшая на память, – минор. Не знаю почему, но чувствую, стихи грустные.

А с чем может рифмоваться слово «обнажалась»? У Пушкина рифмы простые, это не Маяковский с его «…делать жизнь с кого – Дзержинского».

Конечно, и Александр Сергеевич порой увлекался рифмоплетством. Например:

«Но, господа, дозволено ль
С вином равнять до-ре-ми-соль?»

Но чаще всего рифма открытая, простая. Что там можно подобрать к слову «обнажалась»? «Улыбалась», «открывалась», «приближалась»! Точно! «Приближалась»! «Приближалась довольно скучная пора, стоял ноябрь уж у двора».

Дальше процесс ускоряется, неделя «работы», и строфа готова. Хожу гордый, словно сам сочинил. Чистой воды Остап Бендер.

Вот они, эти божественные, с детства знакомые, неземной красоты стихи:

Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу; приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.

Глупая география

1983 год. Делать совершенно нечего. Встаю поздно, задергиваю плотные шторы, чтобы не видеть гнусный пейзаж за окном, и слоняюсь из угла в угол. Сценарий зарубили, ничего нового – интересного и «проходимого» – в голове не возникает…

От нечего делать стал сочинять «глупую географию». Но ни терпения, ни таланта не хватило. Бросил.

А поначалу вроде пошло хорошо…

Солнце шпарит из-за гор,
Жарко, словно в кратере,
В государстве Эквадор
На самом экваторе.
И экватор делит там
Эквадор напополам.

Говорят, что в Абиссинии
Васильки совсем не синие,
Крокодилы не зеленые,
Огурцы там не соленые,
Гладиолусы не красные,
Насекомые опасные…
Говорят, зимою лето там,
Люди черные поэтому.
Все черны, и даже царь
Черный, как ржаной сухарь.

Шел я по Копакабане,
Были денежки в кармане…
Пацаны в футбол играли,
Засмотрелся – обокрали!
Ах, какой разиня я,
Это же Бразилия!
Ни ногой больше не стану
Я на пляж Копакабану,
Ах, какие же засранцы
Бразили-лианцы!

В Гонолулу, в Гонолулу
На Гавайских островах,
Все живое вдруг заснуло
И живет в красивых снах.
Снится толстым бегемотам,
Что они теперь стройны.
И солдатским снится ротам
Мир без ужасов войны.

Даже глупые гиббоны
Спят, качаясь на хвостах…
Вот оказия какая
На Гавайских островах.

Частушки

Неповторимое чудо – частушка. Понятно, что без матерка – это уже не частушка.

Однажды Иосиф Кобзон тяжело болел. Я через день звонил в больницу. Трубку брала жена. Однажды звоню:

– Неля, как дела?

– Вот сидит на кровати, поет частушки.

– Значит, выздоравливает. А что он поет?

– Ну, это я не могу повторить. Спросите сами. – Передала трубку Иосифу.

– Что ты там поешь?