- И сегодня, - говорил я, - наша нить уже ткется, а завтра...
Я рассказывал ей прелестную сказку о Белоснежке и семи гномах, о бароне Мюнхгаузене и оловянных солдатиках, о... И ни слова о победе над смертью. И ни слова о Царствии Небесном и, тем более, о Христе. Я говорил быстро и уверенно, не переставая держать под контролем ее глаза, и когда заметил в них легкий налет усталости и зарождающейся тоски по тишине, тут же поспешил им на выручку:
- ...и мы попытаемся с тобой все это прекрасно построить. Тебе нравится такая Пирамида?
Аня ничего не сказала, но глаза ее оживились.
- Ты хочешь клонировать Ленина? Зачем он тебе?- спросила она. - Из него уже ничего путного не вытянешь.
Мне не хотелось спорить о Ленине, он ведь будет только моделью.
- И вот еще что, - продолжил я с тем же напором и вдохновением, чтобы вызвать у нее реакцию нетерпения, - мы обязательно добьемся того, чтобы это была Пирамида Духа! Мы наполним ее...
- Хорошо, - прервала меня Аня, - поехали.
Мне, пока еще не поверившему в такой быстрый успех, показалось, что лед таки тронулся. Вот бы это случилось! Я обещал ей горы, о, да! золотые горы. И каждая такая гора воздвигалась на прочном фундаменте крепких убедительных аргументов и научно-обоснованных фактов. Аня молчала, она даже не пыталась спорить со мной. Ей, считал я, просто нечем было крыть мои козыри! Мы встали из-за столика и пошли к машине.
- Поехали, - сказал я.
О мои ужасные туфли! Я забыл и думать о них. Что она предложит в ответ на мое «Поехали»? С некоторых пор для меня стало невозможным предугадывать Анины действия. Я это понял в прошлый приезд, когда она вдруг отказалась, чтобы мы оплатили в ресторане наш ужин. Мы не шиковали, но ужин обошелся нам около полторы тысячи франков на троих. Это не был элитный ресторан «Максим», где только обед на одного может обойтись в тысячу франков. Мы ужинали в «Vagenende 1900», здесь было сравнительно недорого, тем не менее, Аня расплатилась сама за себя.
- Брось, - сказал тогда Жора.
Аня, как всегда, промолчала и взяла сдачу. Только чаевые все были наши. Чаевые - это пожалуйста.
- Ты где остановился?
Я назвал отель.
- Если ты здесь надолго, можешь переехать ко мне.
Я поблагодарил и сказал, что задерживаться не намерен. Пока мы куда-то ехали, Аня не проронила ни слова.
- Как погода в Европе?- спросил я, когда стало ясно, что молчание должно быть нарушено.
Аня как раз пошла на обгон, и отвечать на вопрос не стала. Вдруг снова мелькнула афиша с роскошной Аниной улыбкой.
- Тебя здесь так много, - сказал я, кивнув на афишу. Ты - лучшая!..
- Самая лучшая женщина та, о которой меньше всего говорят мужчины, - сказала Аня.
- Ты все еще танцуешь?
Я ждал подходящего момента, чтобы снова вернуться к прелестям Пирамиды.
- У меня аллергия на перья.
Небо над городом было иссечено разноцветными ватными полосами, которые оставляли за собой низко и стройно проносящиеся реактивные истребители, улицы были украшены красочными щитами и баннерами, флагами, гирляндами разноцветных шаров. Лица людей светились улыбками, нам приветственно махали руками с пестрыми блестящими на солнце шарами. Впечатление было такое, словно город встречал Аню. Это я заметил еще в аэропорту Орли и только сейчас произнес:
- Париж любит тебя.
Аня улыбнулась.
- А ты говоришь «поехали». Я могу твердо сказать, sans gene (без стеснения фр.), что и я к нему не равнодушна. Как же я его брошу?
Нам в тот день не удалось проехать по Елисейским полям - шли танки. Военная техника перла в сизом дыму по всей ширине проспекта, лязгая и грохоча, и, казалось, что началась война. 14 июля - День взятия Бастилии, национальный праздник, и как принято в такие дни во всех цивилизованных странах, страна демонстрировала миру свое величие. Его было видно и в небе, и на земле, и на весело сверкавшей водной глади Сены, по которой хлопоча сновали катера и катерочки. Чтобы подъехать к дому, где жила Аня, нам пришлось пробираться узкими улочками, и когда она наконец припарковала свой «феррари», я спросил: