- Здесь в дешевых гостиницах жили Генри Миллер, Хемингуэй, Маяковский... А это - знаменитая «Ротонда», узнаешь?- улыбнулась Аня, притишив ход своего авто.
- Конечно, - сказал я, скользя по вывеске глазами, хотя видел ее впервые: «La Rotonde».
Мы вспоминали прошлое.
- Нет-нет, - признался я, - у меня уже не тот юношеский запал, который был прежде. Когда-то идеи били из меня фонтаном, теперь же это жалкая струйка.
- А помнишь, как мы с тобой целовались у термостата? - спросила она при повороте на бульвар Сен-Жермен, - у меня тогда подгибались коленки.
- Ага, - сказал я.
- А вон там, - Аня кивнула в сторону, - магазинчик YMCA-Press, можем зайти. Там всякая всячина, Галич, Солженицын, русские французы. У Струве... Ты, правда, помнишь ту нашу ночь?
- Помню, - уверенно соврал я, - ту ночь, конечно...
Я силился вспомнить тот термостат и те поцелуи, но не мог. Когда начали сгущаться вечерние сумерки, мы оставили автомобиль на какой-то стоянке и пошли к Сене.
- Покатаемся?- предложила Аня, кивнув на проплывающий по реке, призывно сверкающий яркими огнями, речной трамвайчик.
Разве я мог отказаться? Здесь было не так шумно, свежесть реки пришла на смену дневной жаре. Мы купили билеты и вскоре уже сидели за столиком, прохлаждая себя шампанским и мороженым.
По берегам еще можно было видеть запоздалых рыбаков, неотступно следящих за поплавками своих удочек и художников, собирающих свои мольберты, а на пляжах - неподвижно стоящих обнаженных парижан, подставляющих белые тела холодным лучам заходящего солнца.
- Это мост Мари, - сказала Аня, указывая на приближающийся к нам мост, - здесь принято целоваться. Ты готов?
Я посмотрел ей в глаза и пожал плечами. Я не понимал, зачем она это сказала. Но через секунду все стало ясно.
- Приготовились! Целуются все!
Эта команда, выкрикнутая гидом по-французски, прозвучала как только нос нашего bateaux-mouches («кораблика-мушки») оказался под мостом. Вдруг все пассажиры повскакивали с мест и стали друг друга спешно целовать. Я опешил. Возле меня столпились мужчины и женщины, старички и старушки, влюбленные и дети, и все старались чмокнуть меня, кто в щеку, кто в губы, я стоял и смотрел на улыбающуюся Аню, которая вдруг подошла и, вырвав меня из толпы, обвила мою шею прохладными руками, припав к моим губам, целуя меня долго и жарко, словно это был прощальный поцелуй влюбленных. И этот сладостный пьянящий поцелуй длился до тех пор, пока не раздались аплодисменты. Когда я открыл глаза, мост остался далеко позади, а Анины ладони еще лежали на моей шее.
- Ты загадал желание? - спросила она, чуть отстраняясь и глядя мне в глаза.
Аплодисменты стихли и пассажиры рассеялись, рассевшись за свои столики.
- Да, - сказал я, - и ты его знаешь.
Тут уж было не до какой-то там Тины.
И тем более - не до Жориных горшков!
Глава 3
Мы снова сидели в пластиковых креслах, я глазел по сторонам и приходил в себя. Этот страстный поцелуй несколько озадачил меня, и Аню это забавляло.
Вскоре над сверкающей бликами огней водой разлилась знакомая мелодия и чей-то тихий приглушенный с хрипотцой женский голос (а ля Каас) заглушил плеск волны за бортом и урчание двигателя. Аня, словно давно ожидавшая эту мелодию, поднялась и молча протянула мне руку, приглашая на танец. Этого я тоже не ожидал. Мимо проплывал как раз каменный парапет острова со знакомыми очертаниями расцвеченного прожекторами храма. В моей левой ладони совершенно безвольно и без всякого намека на какое-либо близкое расположение лежали Анины пальчики, а правой я едва ощущал ее теплую поясницу. Страстный поцелуй на виду у толпы ротозеев, шампанское, танцы на покачивающейся под ногами палубе... Я ведь точно знал, что это не земля уходит у меня из-под ног, нет, просто нашу «муху» слегка качает волна. Я испытывал, конечно, и наслаждение, но не переставал удивляться. Что все это значит? Значит ли это, что между нами... Нет-нет! Этого нельзя было допустить, думал я. Хотя... Мы ведь не чужие! Мне вдруг пришло в голову, что Аня испытывает меня. Ей, думал я, просто интересно узнать, что я собой представляю теперь. Как мужчина. Может быть, она захотела мне отомстить? Но за что? Быть уверенным, что ты понимаешь женщину - значит обмануться собственной самонадеянностью. Нельзя сказать, что у меня голова шла кругом, но четкого ответа на свои вопросы я тогда сформулировать не смог. Теперь, когда прошло столько времени, и я знаю весь ход событий, кажется странным, что у меня тогда возникли подозрения насчет Аниных поступков. Никаких сногсшибательных поступков и не было, не было никакой игры. Аня просто жила, как привыкла жить без меня. Она изменилась - вот единственный факт, с которым мне пришлось согласиться. Но ведь столько лет прошло! С каждым бы произошли перемены. Но тогда обрести ясность мне так и не удалось.