Берегите себя, мои дорогие и любимые.
Целую и обнимаю всех.
Милые папа и мама!
Не волнуйтесь. Я жива, но немец немножко меня поцарапал в спину (сквозное пулевое ранение мягких тканей). Не беспокойтесь — поправлюсь скоро, надеюсь через месяц снова вернуться в строй. Ранена 25 числа в 15.00. Удивляюсь, как удалось вырваться из окружения (немцы окружили нас с трех сторон и были в 10—15 метрах, а с четвертой — в 100 метрах). Ком. роты приказал нам троим прикрывать автоматным огнем отход наших людей. Со мной был ст. лейтенант Самойлов из Челябинска и еще один санинструктор. Милые! Напишу, когда приеду в госпиталь, а то сейчас не могу привести мысли в порядок.
Целую.
Милый папа!
Все в порядке — раны заживают, горю нетерпением скорее вернуться в строй. Хожу, в общем чувствую себя прекрасно. Хочешь, напишу все пережитое за последние дни?.. Конечно, напишу… После длительного перехода, 23 февраля, рано утром, я, в числе бойцов нашей роты, пошла в разведку боем. Это первое мое боевое крещение! В тот день мы выбили из строя немало немцев. Поздравьте меня с тем, что я открыла счет: убила двух фашистов. Перевязывала раненых, выносила их с поля боя. Из разведки вернулись 25-го утром, передохнули несколько часов и утром тоже 25-го вступили в бой.
В бою я была без своей подруги — винтовки-снайперки… Что же делала я, снайперишка? Перевязывала раненых, выносила их с поля боя, подносила и набивала ленты для пулемета «максим», заряжала диски для автоматов, подносила патроны, стреляла… Отправилась на передовой медпункт за носилками, чтобы перенести двух тяжелораненых. Взяла их, а когда возвратилась, то меня удивило, что группа людей около завала открыла по мне стрельбу. Тогда я залегла в траншее и поползла, но пули не переставали свистеть, а когда подползла к блиндажу, где были раненые, и стала подниматься, то почувствовала, что пуля обожгла спину, я упала.
Милый папка! Только в эту минуту я поняла, как дорога жизнь и мне еще сильнее захотелось жить! Санинструктор перевязал меня, а в это время немцы подошли к нам с трех сторон и были уже в метрах 30. Ком. роты приказал нам троим прикрывать огнем отход наших людей на новые позиции. Когда немцы приблизились на 10—15 метров, здесь передо мной, отец, стал вопрос: «Быть или не быть?!». В эти минуты я была совершенно спокойна и хладнокровна, взяла зарядила карабин и решила: умру, но не сдамся… И вдруг мелькнула мысль рискнуть. И я рискнула… С четвертой стороны немцы были в 80—100 метрах и был один шанс из ста, что одна из траншей не занята гитлеровцами… Гранаты рвались у самой головы, пули свистели, а я ползла, ползла… Потом встала и побежала… Спасена!.. Свои!..
Хочу поделиться маленькой радостью, а радость эта такая: бойцы, с которыми я лежала в болоте по двое и более суток, промокшая до костей, оценили это. Сколько любви, внимания, беспокойства они проявили во время боя ко мне! «Тонечка, ложись!», «Ниже голову, милая!», «Чертенок, ползи!», «Сестренка!», «Доченька!», «Перевяжи, родная!»… А когда с передовой меня отправили в санроту, то сами раненые бойцы несли меня на руках. Я рада, папа, что за этот короткий срок пребывания на фронте сделала все, что было в моих силах. Сейчас одна мысль, одно желание — скорее в строй и вперед! Вперед!..
Привет и поцелуй маме и Кларусе.
Милые папа и мама!
Все еще нахожусь среди четырех стен в глубоком тылу. Надоело до жути, но придется еще наверное с недельку побыть здесь. Ася Ляхова лежит в одной палате со мной. Видно, судьба быть вместе! (Она ранена тоже 25 февраля).
Дня три, ежедневно часа по два, слушаю хорошую музыку. Играет один больной. Когда я спускаюсь в вестибюль по лестнице, он всегда играет специально для меня мелодию на слова Есенина: «Ты жива еще, моя старушка, жив и я. Привет тебе, привет!». Я оказалась его постоянной и любимой слушательницей.
Хочется скорее узнать, как вы живете и здоровы ли. Как учатся ребятенки? Пусть моя маленькая сестренка, мой золотой «колокольчик» слушает своих маму и папу. Кларушка! Рисуй мне больше и что-нибудь напиши.
Вот и все. Пишите. Будьте здоровы, целую крепко.
Здравствуйте, дорогие папа и мама!
Скоро будет месяц, как я бездельничаю — отираюсь по госпиталям. Так надоело, что хочется бежать. Бежать от госпитального режима, от постели, сияющей белизной, от работников в белых халатах. Бежать туда, где рвутся снаряды, к любимым бойцам, к своей винтовке-снайперке. Невольно приходят на память слова, прочитанные в одной из книг: «Лучше умереть героем, чем жить рабом». Я люблю жизнь, но щадить ее не буду. Я люблю жизнь, но смерти не испугаюсь. Жить, как воин, и умереть, как воин, — вот как я понимаю жизнь. Я беспокоюсь и думаю о вас. Волнует здоровье папы, тем более, что за целый месяц я не получила ни одного письма. Пишите мне на этот адрес, который я дала вам в одном из писем. Скоро выпишусь. Будьте здоровы, мои дорогие! Целую вас крепко-крепко. Клару обнимаю и много-много раз целую. Привет всем.