Вошла Джинни.
— Вам время прятаться. На озере уже люди.
Блек кивнул, поднялся и пошел в ванную. Через десять минут он вышел оттуда.
— Иди помойся, — сказал он Джипо, — от тебя несет, как от хорька.
Джипо печально взглянул на него и пошел в ванную.
Тем временем Джинни принесла из кухни поднос с завтраком: кофе, яйца, ветчину и апельсиновый сок.
— Лучше поешьте в трейлере, — сказала она, протягивая поднос Блеку.
Глаза Блека злобно сверкнули.
— Послушай, милочка. Теперь здесь распоряжаюсь я, — он взял поднос. — Теперь всю операцию возглавляю я. Понятно?
Джинни посмотрела на него с презрительным удивлением.
— Здесь никто ничего не возглавляет. И Морган тоже не был главным. Мы действуем по определенному плану. Мы договорились, что вы с Джипо будете приходить в домик только на ночь, а днем будете прятаться. Если ты не хочешь придерживаться этого плана, так и скажи.
— Ладненько, моя умница. Будем есть в трейлере. Похоже, тебе не терпится остаться вдвоем с твоим дружком.
Джинни повернулась и ушла на кухню.
— Брось к ней вязаться, — сказал Китсон, вставая.
— Придержи язык. Отправляйся, посмотри, нет ли кого поблизости, и открой трейлер.
Китсон вышел за дверь. Утро было солнечным. Убедившись, что вокруг никого нет, позвал Блека и поднял заднюю стенку трейлера. Блек и Джипо забрались внутрь.
Китсон со злостью дернул рычаг и опустил заднюю стенку. Потом вернулся в домик.
Джинни жарила ветчину.
Китсон принял душ, побрился, надел свитер и джинсы. Когда он вошел в гостиную, Джинни ставила на стол тарелку с поджаренной ветчиной.
— Выглядит очень вкусно, — сказал он неловко. — Это ты мне или себе?
— Я не завтракаю, — ответила она сухо. Налив себе чашку кофе, она села в кресло, наполовину отвернувшись от Китсона.
Китсон сел к столу. Он почувствовал голод и начал есть. Ветчина была приготовлена очень вкусно, а яйца — как раз так, как он любил.
— Думаю, нам сейчас лучше выйти из дому, — сказал он. — Возьмем лодку или еще что-нибудь…
— Да.
Его неприятно поразило, что она так сдержанна.
— Им там здорово достанется в прицепе, — сказал он, надеясь разговорить ее. — К полудню там будет жарко, как в печке.
— Это их забота, — ответила она безразлично.
— Наверное, ты права. Как ты думаешь, Джипо откроет сейф?
Она нетерпеливо передернула плечами.
— Почем я знаю?
— А если не откроет, тогда что будем делать?
— Почему ты спрашиваешь меня? Спроси Блека, если сам не можешь сообразить.
Она резко встала и ушла со своим кофе на кухню.
Китсону вдруг расхотелось есть, и он допил кофе почти с отвращением. Собрал посуду и понес на кухню.
— Я вовсе не хотел злить тебя, — сказал он, ставя тарелки на стол, — но ведь нас всюду будут видеть вместе. Нельзя ли нам быть помягче друг с другом? Ведь… — он замолчал, не зная, что сказать.
— Прошу тебя, иди в комнату и оставь меня в покое, — ответила Джинни, стоя к нему спиной. Голос ее дрожал.
Пораженный тоном Джинни, Китсон шагнул вперед, чтобы увидеть ее лицо. Только тут он заметил, как все еще бледна и измучена она. Может быть, она вовсе не такая несгибаемая, какой хочет казаться? Все то страшное, что произошло вчера, должно было чертовски потрясти ее, не меньше, чем его.
— Сейчас же ухожу, — виновато сказал он, — прости меня.
Он ушел в гостиную и сел там, механически поправляя волосы рукой.
Потом он услышал, что она плачет. Китсон не двинулся с места. Этот тихий, почти неслышный плач заставил его по-новому ощутить всю безнадежность их затеи. Если она плачет — у них не остается надежды.
Несколько минут он просидел так, стараясь не прислушиваться к ее плачу, и курил. Затем она вдруг вышла из кухни и, прежде чем он сумел разглядеть ее лицо, прошла в спальню.
Через некоторое время Джинни появилась в дверях.
— Пошли, — сказала она коротко.
Он поднял на нее глаза. Она привела себя в порядок: косметика была наложена безупречно, и только какой-то диковатый блеск глаз и подчеркнутая сдержанность выдавали ее состояние.
Китсон встал.
— Надо бы раздобыть газеты, — сказал он, стараясь не смотреть Джинни в лицо.
— Да.
Она направилась к входной двери.
Узкие брюки и тонкий трикотажный джемпер удивительно подчеркивали стройность женственной фигуры. Казалось, лучше одежды и быть не может.