В предгрозовые часы уходящего дня деревня казалась совсем белой. Дорогу то и дело перебегали куры и гуси, а поодаль, метрах в пяти или десяти, двое мужчин в синих фартуках подковывали лошадь.
Напротив мэрии на террасе кафе сидели посетители.
Этот островок под тенью желто-красного навеса, где можно было выпить холодного пива, ароматный аперитив с кубиками льда, просмотреть свежие парижские газеты, выглядел настоящим оазисом.
В мэрии уборщица мыла коридор, обильно поливая водой серые плитки пола.
— Простите, где убитый?
— За домом. В школьном дворе. Эти господа уже там.
Проходите сюда.
Она указала на дверь с надписью «девочки», а надпись «мальчики» красовалась в противоположном крыле здания.
Г-жа Галле с неожиданным самообладанием шла впереди. Однако Мегрэ полагал, что ее стремительность объясняется прежде всего тем, что нервы у нее напряжены до предела.
В школьном дворе курил, расхаживая взад и вперед, врач в белом халате. Он изредка потирал холеные руки; двое мужчин шепотом переговаривались у стола, на котором лежало тело, покрытое белой простыней.
Комиссар хотел было задержать свою порывистую спутницу, но не успел. Она уже вошла в школьный двор, остановилась перед столом и, с трудом переводя дыхание, отдернула простыню с лица покойника.
У нее даже не вырвалось крика. Двое мужчин с удивлением повернулись к ней. Доктор спросил, натягивая резиновые перчатки:
— Мадемуазель Анжелика еще не вернулась?
Г-жа Галле застыла неподвижно, словно окаменев, а Мегрэ стоял неподалеку, готовый, если потребуется, оказать ей помощь.
Внезапно она повернула к нему полное ярости лицо и выкрикнула:
— Как это возможно? Кто посмел?
— Подойдите, сударыня… Это он, не так ли?
Взор ее оживился. Она оглядела обоих мужчин, врача в белом халате, вошедшую медсестру.
— Что вы собираетесь делать? — спросила она глухо.
Мегрэ медлил с ответом, и она бросилась к телу мужа, яростно и вызывающе глядя на всех, кто находился рядом, и закричала:
— Не хочу!.. Не хочу!..
Пришлось увести ее силой и поручить заботам уборщицы.
Когда Мегрэ вернулся во двор, врач в маске уже держал скальпель, а медсестра протягивала ему стеклянный флакон.
Мегрэ, не заметив, наступил на черную шляпу, украшенную сиреневыми бомбошками и большим фальшивым бриллиантом.
На вскрытии он не присутствовал. Наступали сумерки, и врач объявил:
— У меня сегодня вечером гости.
Один из мужчин оказался судебным следователем, другой — его письмоводителем. Пожав руку комиссару, следователь произнес только:
— Вы встретитесь с представителями местной полиции, они уже начали следствие. Крайне запутанное дело!
Простыню сняли. Тягостное знакомство длилось лишь несколько секунд. Обнаженное тело оказалось именно таким, каким можно было его представить по фотографии: длинное, костлявое, с впалой грудью, покрытой рыжеватыми волосами.
Невредимой осталась только одна половина лица. Левую щеку снесло выстрелом. Глаза были открыты. Зрачки мышино-серого цвета выглядели более тусклыми, чем на фотографии.
Мегрэ вспомнил слова г-жи Галле: «Он соблюдал диету…»
На груди слева — ровная рана, оставленная лезвием.
Доктор в нетерпении суетился за спиной Мегрэ:
— Заключение писать на ваше имя? По какому адресу?
— Гостиница «Луара».
Следователь и письмоводитель молчали, глядя куда-то в сторону. Мегрэ в поисках выхода ошибся дверью и оказался в школьном классе среди парт.
Здесь было очень прохладно, и комиссар на минуту задержался около цветных картин, изображавших жатву, ферму зимой и городской рынок.
На полочке, по возрастающей, стояли меры веса и объема из дерева, олова и железа.
Комиссар вытер пот. Выходя из класса, он встретил инспектора неверской полиции, который его разыскивал.
— Прекрасно! Вот и вы! Наконец-то я смогу уехать в Гренобль к жене. Представляете, вчера утром, когда я собирался отправиться в отпуск, мне позвонили…
— Вы что-нибудь обнаружили?
— Абсолютно ничего… Сами увидите, это совершенно невероятное дело. Если вы согласитесь со мной поужинать, я расскажу вам обо всех деталях, если так можно выразиться. Ничего не украли. Никто ничего не видел и не слышал.
Придется как следует поломать голову, чтобы понять, почему этого типа убили. Есть, правда, одна зацепка, хотя она вряд ли что-нибудь даст. Когда он останавливался в гостинице «Луара», он называл себя господином Клеманом, орлеанским рантье.