Позднее Биби спрашивали о его переживаниях перед спуском, которому было суждено остаться в истории изучения океана.
— Я чувствовал, что безгранично мало знаю о жизни глубин, — сказал он.
А ведь к этому времени за его плечами было два десятка подводных экспедиций.
…Двое поочередно вползли в узкое отверстие «Века прогресса». Примостились у иллюминаторов, свернувшись калачиком: никаких сидений не было, для них не оставалось места. Биби надел наушники, закрепил у подбородка похожую на рожок для глухих переговорную трубку. Люк закрыли. Раздались оглушительные удары, от которых гудела голова: там, снаружи, для надежности затягивали гайки ударами тяжелого молота по гаечному ключу.
Одной из наиболее неприятных своих обязанностей Биби считал почти непрерывную «болтовню». Он не должен был молчать более пяти секунд подряд: для его помощников, оставшихся на барже, длительное молчание воспринималось как сигнал тревоги, когда следовало немедленно готовиться к подъему батисферы.
Биби в часы спуска как бы уподоблялся кочевнику степей, затягивающему в пути бесконечную песню обо всем, что он видит: вот летит орел, вот сел на холм, вот полетел дальше… Однако то, что видел Биби и о чем он рассказывал сидевшей у другого конца телефонного кабеля стенографистке, вызывало чувство удивления, а порой и недоверия.
Из солнечного желто-золотого мира батисфера погрузилась сначала в зеленый. Стайки рыб проносились мимо иллюминаторов. На глубине двухсот метров как бы закрылась дверь за всем, что привычно жителю Земли. Батисферу окружал холодный черновато-синий мрак.
— Еще глубже глаз не улавливает, а ум отказывается словами определять цвета, — говорил Биби в трубку телефона. — Солнце побеждено, краски изгнаны до тех пор, пока человеческое существо не проникнет сюда и не пронзит желтым электрическим лучом пространство, которое оставалось бесконечно черным биллионы лет.
Прожектор включался с перерывом: хотя от стенок батисферы веяло мертвящим холодом, жар ламп быстро нагревал крохотное пространство, где скрючившиеся люди начинали задыхаться, несмотря на работу вентилятора и действие кислородных баллонов.
Свет прожектора был слишком слабым для существовавших тогда кинокамер и фотоаппаратов; пленка, практически пригодная для цветного фотографирования, еще не выпускалась. Поэтому хотя Отис Бартон, взявший на себя обязанности фотографа экспедиции, и пытался запечатлеть чудеса подводного мира, это больше удавалось Биби. Но какого напряжения требовали его «словесные портреты»!
Глубина 360 метров. В луче электрического света какие-то удлиненные тела, возможно, угри. Потом возле иллюминатора закачалась медуза. Биби не успел заметить, откуда взялась большая рыба, сразу поразившая его. Словно подвешенная на чем-то, она, чуть шевеля плавниками, стояла наполовину во тьме, наполовину освещенная прожектором.
Ученый сразу понял, что это нечто совершенно неизвестное: уж в рыбах-то Биби разбирался великолепно! Он потянулся за Бартоном, приглашая его в свидетели, и едва заставил себя промычать что-то в телефон, откуда обеспокоенный голос стенографистки спрашивал о причинах чуть затянувшейся паузы.
Вот как описал Биби свое состояние:
«Я безмолвно пожирал глазами рыбу от головы до кончика хвоста, стремясь в кратчайшее мгновение запомнить ее, с тем чтобы позднее суметь изобразить ее сначала словами, затем записью и наконец рисунком воспроизвести то, что я видел через прозрачный кварц.
Странная рыба была, по крайней мере, 60 сантиметров длиной, совершенно без светящихся органов, с маленькими глазами и большой пастью… Необычайной была ее окраска, которая в освещении казалась неприятного бледно-оливкового, грязноватого цвета, напоминавшего цвет вымокшего мяса или нездоровой кожи. Этот цвет достоин мрачных глубин и подобен цвету ростков больных растений в погребе».
Неизвестной рыбе, у которой были широкие вертикальные плавники, Биби дал название, означающее в переводе «выплывающий из пучины на призрачных парусах».
Среди особых примет странной рыбы ученый не зря отметил отсутствие светящихся органов.
Мрак океанской бездны вовсе не сплошная чернота. Слабые цветные огни и даже целые созвездия возникают тут и там. У кальмаров светятся кольца вокруг глаз. Рыба-дракон как бы излучает золотистый свет. Рыбу-фонарь можно опознать по светящимся зубам широкой пасти. Красные креветки, защищаясь от нападения, выбрасывают облачко светящейся жидкости, слепящее противника.
Биби обнаружил незнакомого исследователям глубинного «трехзвездного удильщика», у которого концы трех длинных щупальцев испускали столь сильный бледно-желтый свет, что он отражался от темной кожи рыбы. Но особенно поразила ученого никем еще не описанная рыба, по бокам тела которой шли пять световых линий из желтых пятен, окруженных яркими пурпурными точками. Биби говорил, что эта рыба осталась в его памяти одним из красивейших существ, которые он когда-либо видел.