А главное — изображения на полотне и рукописи на неизвестном Козлову языке.
Трудно было верно оценить все значение находок. Это могли сделать только специалисты. И Козлов распорядился упаковать собранные предметы для срочной отправки вместе с донесениями через Ургу в Петербург.
Путешественник неохотно покидал «свой» Хара-Хото. «Ночь быстро спустилась на вечно сонный, отживший город. Бивак скоро затих — все уснули. Мне как-то не спалось; я долго бродил по развалинам и думал о том, какая тайна скрыта в добытых рукописях, что откроют нам неведомые письмена?.. Скоро ли удастся разгадать, кто были древние обитатели покинутого города?.. Грустно становилось при мысли, что назавтра в полдень мне суждено покинуть мое детище — Хара-Хото. Сколько радостных, восторженных минут пережил я здесь! Сколько новых прекрасных мыслей открыл мне мой молчаливый друг!»
И уходит караван прочь от мертвого города, уходит надолго. Пересекает пустыню Алашань, достигает берегов Кукунора — «Голубого озера»…
А тем временем Петербург получает сообщения Козлова, ящики с посылками. Собираются ученые — востоковеды. Им-то ясна огромная ценность находок. Надо как можно скорее продолжить исследование Хара-Хото, говорят они, это куда важнее, чем сбор коллекций в Сычуани.
Географическое общество направляет Козлову письмо: открытие в Гоби вызвало огромный интерес среди ученых в России и за рубежом, предлагаем изменить маршрут, возвращайтесь к Хара-Хото, «не жалейте ни сил, ни времени, ни средств на дальнейшие раскопки».
Там, где находится в это время экспедиция, нет не только почтовых отделений, но и просто дорог. Письмо не летит, а ползет. Где-то его пути, возможно, пересекаются с путями встречных писем Козлова, которые он шлет и шлет с оказиями, запрашивая, получил ли Петербург известия о посещении Хара-Хото, дошли ли до столицы посылки.
Прежде чем повернуть назад, в Гоби, экспедиция переживает минуты смертельной опасности в горной стране Амдо, в предгорьях Тибета, населенных воинственными племенами. Ей приходится отбивать ночное нападение конных разбойников. Много ночей люди спят по очереди, сменяя друг друга в караулах.
Но наступает наконец день, когда после долгого обратного пути Козлов сквозь пыльную дымку пустыни снова видит серые стены мертвого города.
Это уже весна 1909 года.
Той же весной 1909 года за многие тысячи километров от Хара-Хото, в приволжском городе Рыбинске, оканчивает гимназию пока еще никому не известный юноша.
Он пишет ректору Петербургского университета: «Честь имею покорнейше просить ваше превосходительство принять меня на первый курс восточного факультета по отделению китайско-японскому». Подпись: Николай Невский.
Этому имени суждено в будущем встать в истории исследования Хара-Хото рядом с именем Козлова.
А пока что экспедиция вместе с пришедшими на помощь монголами усердно раскапывает Хара-Хото, теперь уже основательно, методично, без особенной спешки.
Среди развалин все так, как было больше года назад. Никто с тех пор не потревожил покой мертвого города, на этот раз спящего среди изнуряющего летнего зноя.
Успешный поиск всегда воодушевляет. И русские и монголы только и говорят о Хара-Хото, о том, что хотелось бы найти. Козлов так передает свое состояние:
«Идешь, бывало, медленно по тихим вымершим улицам и смотришь в землю, покрытую мелкой галькой, точно узорчатым полом… Вот блеснул интересный черепок, вот бусинка, вот монета, а там дальше — что-то зеленое, какой-то нефритовый предмет… Осторожно откапываешь руками находку и долго любуешься ее оригинальными гранями и странной незнакомой формой… Всякая новая вещица, появившаяся на свет из песчаных недр, вызывает в человеке необыкновенную радость и возбуждает у прочих спутников желание вести раскопки особенно интенсивно».
Хара-Хото щедр. Находок много. И вот ведь как устроен человек: обилие создает ощущение однообразия — сегодня много и завтра много. Приходит пресыщение. Для людей, не умудренных в археологии, вещицы кажутся схожими, одинаковыми. И как определить ценность какой-нибудь рукописи, если ты не можешь сказать, на каком языке она написана, о чем в ней речь?
Но когда раскопки начинают уже наскучивать, Хара-Хото неожиданно приоткрывает еще одну свою тайну.
В стороне от города стоит одинокий субурган. Его обследование все откладывается. А он-то и скрывает главный клад, один из тех, находка которых обычно вызывает волнение во всем ученом мире.
Субурган — он войдет в историю как «Знаменитый» — что называется, набит всяческими сокровищами. Не отдельные рукописи, а целая библиотека, удивительное собрание книг в прекрасно сохранившихся обложках, сотни свитков, живописные изображения на холсте, шелковой материи и бумаге, гобелены, керамика, фарфор, множество статуэток… И тут же «хозяин» всего этого: скелет в сидячем положении. Впрочем как определят позднее специалисты, исследовавшие череп, это «хозяйка», особа, вероятнее всего принадлежавшая к знатному роду.