Кажется, выход был возможен лишь один — всем уходить из тайги, притом как можно быстрее.
Но вот какой разговор произошел у Кулика с «Витторио» — так на итальянский лад переделал он имя своего помощника:
— Я решил остаться здесь. Останусь один. Вы же раскисли, Витторио. Наши рабочие тоже теперь не работники.
Сытин, конечно, с горячностью возразил. Как это — остаться одному в тайге?!
Кулик стоял на своем. Сытин должен рассказать все Вернадскому, попросить денег на продолжение экспедиции…
— Леонид Алексеевич, я не уйду, — твердо произнес Сытин. — Или уйду, чтобы вернуться сюда…
Кулик крепко обнял Витторио. Договорились: Сытин постарается вернуться с деньгами к началу октября, и тогда они завершат дело, непременно завершат.
*
«Один в тайге…»
Эта статья появилась в ленинградской вечерней газете и вызвала множество откликов. В редакцию приходили десятки писем читателей, желающих отправиться на помощь Кулику.
Академия наук, пороги которой обивал отчаявшийся Сытин, после появления статьи сразу нашла деньги на командировку в тайгу.
Судьбой Кулика заинтересовались в Москве, в Новосибирске, в Красноярске.
Вдобавок ко всему, пронесся тревожный слух: по ангарской тайге бродит шайка беглых уголовников, расспрашивающих дорогу к зимовью Кулика. Бандиты уверены, что ученый напал на богатую золотую жилу, иначе чего же ради ему маяться в тайге?
И осенью на Подкаменную Тунгуску отправилась уже целая спасательная экспедиция во главе со знатоком тайги Иннокентием Сусловым.
К ней, в числе прочих, примкнули сотрудник журнала «Всемирный следопыт» Смирнов и молодой журналист Попель, который годом раньше познакомился с Куликом в поезде. Сытин вылетел в Кежму на самолете, чтобы подготовить поход экспедиции в тайгу.
На Ангаре никто о Кулике ничего нового не слышал. В Вановаре он тоже не появлялся. Тревога нарастала.
Она оказалась напрасной.
20 октября 1928 года среди по-зимнему белой тайги Сытин первым увидел темную избушку и дымок над ней. Тотчас принялись палить из ружей и кричать «ура».
Кулик, исхудавший, но бодрый, вышел навстречу в зипуне, в шапке-треухе, с длинной палкой в руке. Он был, кажется, не столько обрадован, сколько удивлен.
Откуда все эти люди?
Спасательная экспедиция?! Что еще за новость!
Ему рассказали. Он сердился, но недолго: может быть, теперь, когда вокруг поисков Тунгусского метеорита поднялся шум, будет легче готовить новую экспедицию? И кроме того, раз уж к Великому болоту пожаловало столько добровольных помощников, то без промедления надо приниматься за дело.
Как он провел эти месяцы в тайге? Во-первых, жил не один, к нему присоединился ангарский охотник Китьян Васильев. Ну, было голодно, жарили белок, затем удалось подстрелить лося. И вообще рассказы — потом, а сейчас надо искать осколки, вон термометр показывает восемнадцать градусов мороза, значит, болота подмерзли.
За работу принялись дружно. Копали от темноты до темноты, отводили из воронок воду, исследовали воронки с помощью магнитометра. И… никаких результатов.
Перед тем как покидать Великое болото, между Куликом и Сытиным состоялся разговор, о котором Сытин рассказал лишь много лет спустя.
Дело в том, что во время полета над ангарской тайгой помощник Кулика, к своему удивлению, заметил болота, очень похожие на Великое, с такой же волнистой поверхностью и с округлыми пятнышками, напоминавшими кратеры.
Теперь, после неудачных поисков, Сытин решил поделиться с Куликом своими соображениями.
Они сидели вдвоем в тесном лабазе. Тускло горела свеча. И вот как описывает Сытин дальнейшее:
«— Леонид Алексеевич, — сказал я тихо, — Леонид Алексеевич… А может быть, метеорит упал не тут, а пролетел дальше? Я видел болота…
Продолжать мне не пришлось. Кулик резко отодвинул, вернее, оттолкнул меня. Отклоняясь к противоположной стенке лабаза, я задел рукой за свечу, она упала и погасла. И в полной темноте я услышал чужой жесткий голос:
— Предатель… Как я мог вам верить, старый дурак! Я должен был предвидеть, что академики вас убедят… не верить мне! Уходите…»
Обвинение было несправедливым. Сытин тяжело переживал разрыв. Попытки на обратном пути как-то наладить прежние отношения с Куликом ни к чему не привели.
Суслов, с которым Сытин поделился своими огорчениями, сказал, что «дело дрянь».
— Но ведь я высказал только предположения… — возразил Сытин.
Суслов прервал его: