— Я так полагаю, — совершенно серьезно философствовал дядя Саша, — что Кирюха от черта произошел.
Одно было ясно — голубенок недюжинный. Он умудрялся через очень сложные лабиринты дверок и дырок вылезать по утрам из закрытой голубятни. Он умел находить себе пищу в то время, когда другие голуби, нахохлившись, ожидали дяди-Сашиной получки. Прожив всего неделю на новом месте, Кирюха отлично ориентировался в местности.
Обычно голуби, поднявшись в воздух, делают над домом правильные круги. Кирюха с другими птицами по кругу не ходил.
В тот день, о котором я хочу рассказать, дядя Саша выбросил Кирюху вместе со всей стаей. Остальные голуби, давно уже отлетавшись, чистили перья на крыше зеленого домика, а Кирюха все еще «мотался» невесть где. Надо полагать — колесил над городом.
Но вот он появился на своем кругу и уже стал замедлять полет, понемногу опуская хвост, — что было верным признаком его желания явиться домой.
Мы с дядей Сашей внимательно за ним следили. В этот момент из-за низкой тучи вынырнул ястреб-тетеревятник. Хищник, летевший медленно, вдруг приготовился к нападению. Бесшумно работавшие крылья с огромной силой понесли птицу косо к земле.
Кирюха в тот же миг заметил смертельную опасность. Он рванулся вбок, потом нырнул куда-то между крышами и выскочил уже около моего балкона.
Но ястреб, надо думать, был старый опытный разбойник. Он точно повторил все движения голубя и, не взяв его с первого захода, взмыл вверх. Вот он замер в вышине, трепеща крыльями, точно пустельга, и, прицелившись, снова бросился вниз.
Расстояние между ястребом и голубем сокращалось с чудовищной быстротой. Дядя Саша в волнении бегал по своему дворику, махал руками, кричал что-то несуразное. Но ничего, конечно, сделать не мог.
Ястреб почти настиг Кирюху. Вытянув вперед лапы с железными когтями и сложив крылья, он со свистом падал на голубя.
И тут случилось неожиданное. Даже в минуту смертельной опасности этот необыкновенный голубь остался верен себе: спасал свою жизнь так, как мог сделать это только он один.
В тот миг между ним и ястребом осталось не больше метра. И вот внезапно Кирюха сделал крутой зигзаг и очутился у трубы моего дома со стороны, противоположной хищнику. Тетеревятник снова набрал высоту и снова, как камень из рогатки, со свистом пошел на голубя.
Кирюха, на этот раз уже молча, бросился за трубу. Но все ястреба, какие только есть на земле, давно бы уже сдохли с голода, если б не умели брать верх над другими птицами.
Голодный хищник — он, конечно, был очень голоден, если осмелился охотиться в городе! — пошел в четвертый заход. Перед самой крышей он резко повернулся, появился над голубем и вытянул лапы.
Кирюха рванулся, очутился за соседней трубой, и так, от дома к дому, потащил старого разбойника за собой. Наконец, он вернулся к нашему дому и стал вертеться вокруг железной трубы над зданием котельной.
Но долго это продолжаться не могло: силы оставляли молодого голубя. Ястреб еще раз взмыл вверх и еще раз, сложив крылья и вытянув лапы, устремился к земле.
В этот миг Кирюха очутился у проводов.
Близ наших домов густой сетью тянутся электрические провода, — и вот сюда бросился Кирюха. Но и тут ястреб сейчас же оказался рядом с ним.
...Ветер подхватил серые перья, бросил их вверх и, раскинув веером, понес над домами. На землю тяжело упало тело птицы.
Я отвернулся: дядя Саша не любил, чтобы ему сочувствовали.
Неожиданно раздался крик дяди Саши. Я бросился к старому слесарю.
На земле под проводами лежал разбившийся о них ястреб, а неподалеку от хищника, весь дрожа, широко разинув клюв и закрыв глаза, сидел Кирюха.
Дядя Саша медленно подошел к грязновато-серому, несуразному голубенку, взял его на ладонь, погладил дрожащую спину птицы и, отвернувшись, тихо сказал:
— Спасибо, Кирюха...
ШКВАЛ
Случаются же такие дни: все тихо, спокойно, и вдруг появилась где-то далеко-далеко тучка, почернела, заворочалась над горизонтом, и вот уже свистит все кругом, шумят и стонут леса, пенятся реки, ярые волны бьют в берега озер. И кажется, — не сегодня было чистое небо, ласковая теплота, а когда-то давно-давно. И не верится, что опять будет на земле тихо, солнечно, ясно.
День, о котором я хочу рассказать, был именно таким днем. Майское солнце светило тепло и ярко. Земля щедро излучала запахи трав, распускающихся цветов и березовых почек, дышала прохладой бесчисленного множества ручейков, канавок и лужиц. Небо — от горизонта до горизонта — сияло голубизной, такой бездонной и чистой, что хотелось глядеть в него без конца, лежа где-нибудь на травке в поле.
И все в природе радовалось солнцу, звонкому пению ручьев, пробуждению деревьев и трав. Без умолку трещали воробьи, медлительно и важно пролетали над дворами вороны, и соседский щенок Тришка, разевая нестрашную свою пасть, радостно лаял на мелькающих в кустах сорок.
Тут и там в воздухе носились, пари́ли, кувыркались голуби. Их владельцы стояли во дворах, сидели на крышах, махали тряпками на длинных шестах, радуясь возможности поглядеть на своих любимцев и похвастать птицей перед другими.
Я сидел на балконе и читал томик Пришвина — милого нашего сказочника, поэта родной природы. Мне казалось, что не книжку я читаю, а стоит рядом старый и мудрый человек, все на земле отлично знающий, и рассказывает мне множество всяких историй.
Вышел я на балкон на несколько минут — только дочитать рассказ, но увлекся, забыл обо всем на свете и сразу не разобрался: надо мной это так тревожно трещат сороки или в книжке говорится об этом. Отложил в сторону книжку, прислушался — и какое-то неясное беспокойство, какая-то отдаленная смутная тревога стали закрадываться в душу. Ничто как будто бы не изменилось в природе: так же заливало землю теплыми лучами солнце; так же, не шелохнувшись, стояли в палисаднике молодые деревья; так же беззаботно журчали ручейки.
И все-таки что-то изменилось, и не было уже ощущения полного покоя и безмятежности.
Длиннохвостые сороки, пролетая над домом значительно быстрее, чем раньше, тревожно трещали, силясь объяснить что-то птицам, передать им какую-то важную и срочную новость. Воробьи, до этого сновавшие под балконом, совсем куда-то исчезли, а голуби на коньке крыши съежились и прижали головки к зобам так, как они это делают зимой, в большие холода. И только щенок Тришка продолжал по-прежнему валяться на спине, скаля зубы и потявкивая на пролетающих птиц, — глупый маленький сорокадневный собачонок.
Я поднялся со скамейки и стал из-под ладони смотреть на небо.
Оно по-прежнему было чисто и на юге, и на востоке, и на севере. И только на западе я заметил небольшое серое пятнышко величиной с кулак. И пока приглядывался к этому пятнышку, оно приблизилось, выросло в небольшую черную тучку и продолжало натекать с поразительной быстротой.
Вскоре уже туча подошла к заводскому поселку на краю города, и видно стало, как тяжело она пенится и клубится, опускаясь все ниже и ниже к земле.
Такие тучи мне доводилось встречать на берегу Ледовитого океана. При виде их впадали в беспокойство птицы и звери. Эти тучи всегда приносили бедствия всему живому. Казалось, расплавленный свинец и угольная пыль висят в воздухе, мешая дышать и видеть, забивая легкие, засоряя глаза и наполняя их тяжестью.
Я не успел загнать своих птиц в голубятню. Да и никто из голубятников, как я узнал потом, не смог этого сделать.
Свирепая волна воздуха сорвала моих голубей с крыши и угнала куда-то. В то же мгновение пошел град. Да какой! Плотные куски льда величиной с голубиное яйцо миллионами маленьких бомб обрушились на землю. Через несколько секунд десятки железных крыш были сорваны с небольших домиков, а крыши, крытые толем, превращены в решето. В сотнях домов со звоном разлетелись стекла.