Я встретил бухгалтера вскоре после этого разговора с женой. Вид у него был совсем болезненный, шел он как-то боком, неловко неся под мышкой старый кожаный портфель.
— Не болен ли, Николай Ильич? — спросил я старика. — Лицо у тебя нехорошее.
— Нет, здоров, — смущаясь, ответил бухгалтер. — Голубей вот продал. Садики-огородики разводить буду. Картошкой на базаре торговать.
Я не поверил старому голубятнику. Да и как было поверить! И в далекие трудные годы карточной системы, и в годы войны, и в неурожайные времена после войны доставал он для своих птиц корм. Сорок лет птицу к птице подбирал голубятню — и на тебе! — вдруг продал. Да если даже иной мальчишка, месяц продержавший голубей, вдруг оказывается без них, то об этом сразу же узнает весь район. А тут голубятню продал известный любитель птицы.
— Неужели и Верную продал, Николай Ильич?!
— Ее и Снежка оставил. — Старик выпрямился, и веселые морщинки разбежались по его лицу. — Выторговал у вредной бабы.
Потом он отвел меня в сторонку с тротуара и зашептал, оглядываясь, как будто к нему кралась Ниловна:
— Я так думаю: у Верной уже большие голубята. Да за лето она еще пары две-три даст. А там и пойдет. А? Как ты думаешь?
И он засмеялся от мысли, что так ловко проведет Ниловну.
Однако получилось не так-то гладко, как думал Николай Ильич. Дарья Ниловна, обнаружив в голубятне не только Верную и Снежка, а еще и двух лётных голубят, потребовала от мужа, чтобы он немедленно продал их.
Бухгалтер ушел на голубинку. И вернулся оттуда с пустым садком.
В тот же день вечером Николай Ильич неожиданно для себя обнаружил в голубятне маленькую, белую с синими рябинами и синехвостую голубку — дочь Верной.
Как могла она найти дом, почти не зная круга, оставалось загадкой.
Неделю старик прятал от жены голубку в садке, но, наконец, пожалел и выпустил полетать.
— Человек ты уже седой, а врать не разучился! — напала Ниловна на мужа, увидев Синехвостую. — Знать ничего не хочу! Продай!
В следующее воскресенье Николай Ильич отнес Синехвостую на рынок.
В понедельник она появилась на своем родном кругу.
Николай Ильич не стал ждать очередного разговора с женой и подарил голубку племяннику, жившему в селе, километрах в пятнадцати от города.
Синехвостой не было неделю.
Вдруг она с неба упала на крышу.
Бухгалтер снова засадил ее в потайное место, — прятал от жены.
Слухи о замечательных качествах голубей обычно, как по радио, облетают любителей птиц. К Николаю Ильичу пришел пенсионер Карабанов: покупать Синехвостую.
Вернувшись домой с покупкой, Михаил Кузьмич связал Синехвостую и выпустил в голубятню. Птица забилась в темный угол и просидела там весь день.
«Ничего, — думал Карабанов. — Привыкнешь. И не таких удерживали».
Через месяц Карабанов развязал голубку и тихо выпустил ее на крышу.
Она не села на крышу, даже не сделала круга в воздухе, — умчалась к старому дому.
Раздосадованный Карабанов не пошел к Николаю Ильичу выкупать Синехвостую.
Узнав об этом случае, дядя Саша ухмыльнулся и направился к бухгалтеру. Приобретя Синехвостую, слесарь вырвал из ее крыльев часть больших маховых перьев. Теперь голубке нужен был месяц, чтобы обрасти и подняться в воздух. Очень редкие голуби уходили в свои старые дома после «обрыва».
Через двадцать один день, — только-только окрепли у нее «зорьки» — молодые перья, еще наполненные кровью, — Синехвостая трудно поднялась в воздух и, перелетая с крыши на крышу, устремилась к дому.
— Ты из меня дурочку не строй! — вспылила Ниловна, снова увидев в голубятне Синехвостую.
Николай Ильич стал было объяснять жене, что он продавал голубку, как и других птиц, а не прятал ее у соседских мальчишек, и что вырученные за продажу деньги до копейки сдавал жене. Но это только подлило масла в огонь.
— Так вон как ты считаешь! — вскипела Ниловна. — Мне что же — деньги твои голубиные нужны?! Без них нам средств не хватает? Да ты что это городишь, Николай Ильич?
Старик махнул рукой и пошел на голубинку.
Он отказал доброму десятку местных покупателей, сейчас же обступивших его на базаре, и продал Синехвостую шоферу из соседней области.
Прошло несколько месяцев, Синехвостая не появлялась в нашем городе, и о ней стали забывать.
О ней забыли все, но не забыл ее старый бухгалтер — человек, для которого каждый хороший голубь был маленьким праздником в жизни.
Однажды холодным весенним вечером ко мне позвонили. Вошел Женька Болотов — голубятник из соседнего заводского поселка. Под мышкой у него был небольшой голубиный садок.
— Не поменяем птиц? — спросил он и стал вынимать из садка голубей.
Женька не был новичком в голубином деле. Завсегдатай голубинки, он научился там выдавать ворону за ястреба и требовать за него, за этого ястреба, тройную цену.
Голуби у парнишки были очень помятые, дешевых пород и раскрасок. Но это не смущало их владельца. Каждую птицу он брал на вытянутую руку и, потряхивая голубя, кричал-что-нибудь в таком роде:
— Налетай: подешевело! Почтарь! Сын Стрелы и Грома! Черт-голубь! Давай-бери, не пожалеешь!
Почему он менял голубей, Женька не объяснил.
Мне не нужны были птицы. Во всех гнездах у меня жили пары. Поблагодарив Женьку, я собрался угостить его чаем, когда он вытащил из садка еще одну птицу.
Голубка — и по фигуре и по очертаниям клюва я сразу признал в ней голубку — производила странное впечатление. Легкий и сильный корпус, круглая голова с шишковатым клювом выдавали ее родство с почтарями. Но оперение у нее было никудышное: мутно-белое какое-то, с синими рябинами, тоже мутными, оттого, что безжалостно долга таскали ее в руках. И только хвост был синего металлического цвета с белыми перьями по бокам, — хвост знаменитой птицы из голубятни Николая Ильича.
«Неужели Синехвостая?» — соображал я, тщательно осматривая голубку.
Да, это была она — маленькая рябая птица — гордость и любовь старого бухгалтера с тракторного завода.
— Ты знаешь, кого собираешься менять? — спросил я Женьку.
— Знаю, — ухмыльнулся он. — Это бухгалтерова птица.
Я отдал Женьке голубку шоколадного цвета и переложил Синехвостую в свой садок.
Уже прощаясь с Женькой, спросил:
— Как она к тебе попала?
— Видно, издалека домой летела, — ответил Женька. — Немного не дошла — темно стало. На мою крышу села. Я ее ночью уже сеткой накрыл.
— Что ж ты не оставил ее себе? — полюбопытствовал я, все еще не веря,-что в руках у меня та самая Синехвостая, о которой с уважением и завистью говорили все голубятники города.
— Уйдет! — ухмыляясь, сказал парень. — Мне не удержать. Старики держали, и у тех ушла. И у тебя уйдет.
Я купил Синехвостой мраморного почтаря — красивого и, как после оказалось, глупого голубя.
Мне хотелось получить от Синехвостой двух голубят, — на большее я не надеялся. Потом я выпущу птицу из гнезда, — и она уйдет к бухгалтеру, как уходила уже не раз из чужих домов.
Впрочем... Впрочем, может быть, ей понравится у меня и — кто знает? — вдруг она останется жить на балконе. Тогда все голубятники, сколько их есть в городе, будут приходить ко мне, восхищенно качать головами, вздыхать и удивляться.
Все шло как нельзя лучше. Синехвостая положила яйцо, — и в начале лета у нее в гнезде появился голый слепой птенец.
Через два дня после рождения малыша я, впервые за месяц, дал голубке свободу. Она прошла два медленных круга над домом, будто раздумывала, — потом отвернула и скрылась из глаз.