– Папа, ты что, не видишь? Журнал читаю.
– А про что ты читаешь?
– Про любовь, папа, – вздохнула она.
И она снова углубилась в чтение. Я прислушался.
– Жил-был у бабушки серенький козлик, – шептала Маша, глядя в журнал, – бабушка козлика очень любила…
Любовь зла.
«Ты что, убил живую куклу?»
Маше наконец-то исполнилось четыре года. До этого мне несколько раз казалось, что ей уже исполнилось четыре года. Дело не в том, что она производила впечатление такой взрослой девочки. Просто слишком много разговоров было вокруг этого дня рождения. Месяца полтора только подарки покупали.
Это было странно вообще-то. Почему-то три Машиных года не пользовались такой популярностью. Она тогда получила красные, как и хотела, коньки и осталась удовлетворена. Мы тем более. Потом, спустя полгода, эти коньки бесследно пропали. Вместе с ними пропала Машина няня. Я не склонен связывать воедино два этих события. Но я такой один.
В этот раз все было иначе. Наученные горьким опытом, коньки мы покупать вообще не стали. Были куплены умные мальчик и девочка. Они были практически грудные и делали все, как настоящие. Абсолютно, увы, все.
Кроме того, однажды вечером, за пару ночей до дня рождения, я, внезапно расчувствовавшись, в приступе необъяснимой любви к собственной дочери и из сострадания к тому, что ее ждет в праздник (сам я день своего рождения праздновать не люблю и ритуального внимания к себе избегаю, поэтому был убежден, что очень хорошо понимаю и ее чувства по этому поводу), спросил, что она хочет получить в подарок из того, о чем еще не говорила никому на свете.
– Платьице, папа, – вздохнув, сказала Маша. – Беленькое.
Я был очень растроган. Она ведь сказала даже не «платье», а «платьице». Ну мог ли я не купить ей после этого платьице?
Как выяснилось, мог. Я не купил ей никакого платьица. Я просто забыл об этом. Признаваться в этом стыдно, но необходимо. Говорят, после покаяния сразу становится легче. Нет, не стало.
Но ночью в канун дня рождения я все-таки с ужасом вспомнил, что не купил ей платьице. Я поговорил об этом с Аленой. Разговор был тяжелым. Но под конец выяснилось, что выход все-таки, кажется, есть. Она купила Маше на всякий случай роскошную ночную рубашку. Если бы у меня в детстве была такая ночная рубашка, я бы и горя не знал.
И вот утром Маша получила в подарок мальчика и девочку и кроватку с коляской для них. Дальнейшее живо напомнило мне события двух– и четырехлетней давности, когда последовательно родились Маша и Ваня. Как только мы активировали младенцев, они начали плакать. Мы не могли их успокоить. Плакали они очень натурально, навзрыд. У меня разрывалось сердце, и я выключил обоих. Маша страшно расстроилась.
– Папа, это были живые куклы. Ты что, убил их? – спросила она.
– Почему сразу убил? – обиделся я. – Просто заставил замолчать.
– Они живые, – повторила она. – Пусть плачут. Мы их успокоим.
Я нехотя оживил как мальчика, так и девочку, чувствуя себя по крайней мере полубогом. Они сразу начали плакать, сначала тихонько, потом навзрыд. Успокоить их было невозможно. На картинке было показано, как их надо укачивать. Рекомендуемые способы перепробовали все: я, Алена, Маша, Ваня. В квартире по-прежнему стоял душераздирающий ор. К нему постепенно и уверенно присоединились голоса Маши и Вани.
– Соски тут прилагаются, – задумчиво сказала Алена, опытная мать. – Может, попробуем?
Мы засунули им во рты соски, и младенцы сначала засмеялись от удовольствия, а потом зачмокали. Потом они начали шумно и ровно дышать – во сне! Мы не верили своему счастью. Маша и Ваня ходили вокруг них на цыпочках и, видя нас, прикладывали к губам пальцы. Но мы не хуже них знали цену этой тишине и помалкивали.
Потом Маша тихонько, на ухо, чтобы не разбудить своих детей, спросила:
– Папа, ты купил мне платьице?
– Да, – сказал я. – Я купил тебе ночное платьице.
– Ночное платьице? – не поверила она.
– А ты примерь, – предложил ей я. Роскошно. Получилось!
– Мама, – закричала Маша, – у меня есть платье, в котором можно ходить ночью!
– Маша, – сказала ей мама, – ночью надо спать.
– Папа, а спать в ночном платье можно?
– Можно, – сказал я. – Это же ночное платье. Раз ночью спят, то в нем и надо спать.
С точки зрения формальной логики я ходил по лезвию бритвы.
– Папа, никогда не было у меня платья, в котором можно спать, – счастливо сказала Маша.
Перед лицом своих читателей торжественно обещаю: я больше так не буду.
«Зеленый человек ждет меня»
Один раз Маша и Ваня уже ходили со мной в кино. Мы смотрели «Алешу Поповича и Тугарина Змея». Это был дневной воскресный сеанс в шестизальном кинотеатре. В четырех залах шли американские кинокартины. В пятом показывали отечественный боевик. Мы купили билеты в шестой зал, на «Алешу Поповича». Зал был практически полон. Детей в зале, кроме своих, я не заметил.
Маша и Ваня вышли из зала ошарашенные. Киноэкран подавил своим величием (или величиной). Они, по моей привычке, сидели в первом ряду. Посаженный в клетку страдалец Тугарин до сих пор как живой стоит у них перед глазами. Они потребовали, чтобы я купил им этот мультик. Они хотели каждый день видеть торжество справедливости.
Поэтому, когда в конце прошлой недели Маше позвонила ее подружка Алиса и пригласила ее и нас в кино на мультик «Винни Пух и Слонотоп», я обрадовался. Маша, правда, была шокирована:
– Мне же совершенно нечего надеть! – опешив, сказала она.
Глаза ее были полны искреннего ужаса. Могу поклясться, что она услышала эту фразу не от мамы (у ее мамы нет повода произнести такое, как бы она ни изобретала его на каждом шагу) и не от няни (которая отчего-то уверена, что ей есть что надеть, и в доказательствах со стороны не нуждается). Она изобрела эту фразу самостоятельно. Ей подсказала ее жизнь.
Бледно-голубое бальное платье было отметено с первой попытки (ее мамой). Следующей жертвой маминого вкуса пали лаковые туфельки на каблучках. Дома остался и грудной ребенок, подаренный на день рождения. Его забраковал я. Мы убедили Машу, что после ее утренних ласк он нуждается в длительном дневном отдыхе, желательно здоровом сне. В результате мы остановились на довольно легкомысленном свитере, клетчатых фиолетовых брючках и весеннем малиновом пальто. Ваня надел то, что нашел на полу.
Я был уверен, что мы наносим безошибочный удар. В кинотеатре им не могло не понравиться. Дети сидели в креслах, со всех сторон обложенные соленым попкорном, и упивались рекламой и кока-колой. За весь мультик они не проронили ни слова. Только Алиса однажды громко вскрикнула (и правильно сделала) – когда кенгуренок Ру наконец-то поймал слоненка.
Когда сеанс закончился, Маша вышла из кинозала и медленно пошла к выходу. У дверей к ней подошел мохнатый зеленый человечек и сказал, что приглашает ее в Стар Гэлакси. Маша не поняла, что это такое. Но вид человечка произвел на нее сильное впечатление.
– Вы лично меня приглашаете? – уточнила она.
– Я жду вас у себя в Стар Гэлакси! – визгливо крикнул он (а подозреваю, что на самом деле она) и, помахав перед Машиным носом билетом, отдал билет ей. Больше билета он никому не дал и буквально растворился в кинозальной полутьме. – Тебе, Маша, что больше всего понравилось в мультике? – спросил я.
– Волосики у слоненка, – рассеянно ответила она. Волосики у слоненка были розовые. Мне они тоже в принципе понравились.
Потом дети отдались игральным автоматам, но без страсти. Путешествия на кораблике по реке с препятствиями вообще не вызвали у них энтузиазма. Оживились они только при виде пистолетов, из которых следовало убивать монстров. Один из этих монстров напомнил Маше освободившегося из клетки Тугарина и был расстрелян в упор при попытке к бегству.