Внезапно на него навалилась необычайная усталость. Ему страшно надоел весь этот балаган, это одуряющее веселье под дребезжащую музыку, эта удушливая духота, эти пьяные иностранцы повсюду и вечно жующее лицо Оксаны…
Тогда Антон Ильич решительно встал, шатаясь, прошел к выходу, спустился вниз, повалился в такси и поехал в отель. Спать.
Назначение
Часы уже давно перевалили за полночь, а Антон Ильич так и не сомкнул глаз.
Вот уже битых два часа он ворочался с боку на бок, изо всех сил стараясь забыться и заснуть, но все безуспешно. Сон не шел. Из головы не выходило завтрашнее выступление. И как бы Антон Ильич ни готовился, как бы ни репетировал и сколько б ни уговаривал себя, что, дескать, волноваться-то особенно не о чем, все уже сказано-пересказано тысячу раз, и мол, не впервой ему держать речь перед широкой публикой, но… беспокойство, впервые поселившееся в его душе в прошлый вторник и не отпускавшее его с той самой поры ни на секунду, теперь, в ночь перед роковым днем, стало совершенно невыносимым.
О том, что Антон Ильич возглавляет список основных докладчиков на предстоящем закрытом заседании членов правления, ему сообщил сам Алексей Евсеич, прозванный за спиной Утесом за грозный нрав и неприступный вид. Характер Алексея Евсеича порою и впрямь был суровым: вспыльчивый и громкогласый, он легко приходил в ярость, и не дай бог в такие минуты оказаться на его пути – в выражениях он не стеснялся и виноватых не щадил. Хотя в остальном, говорят, был справедлив и за дело болел душой. Антон Ильич, однако, несмотря на свой теперешний статус, побаивался его по-прежнему, в присутствии его робел и предпочитал не оставаться с ним с глазу на глаз.
Так случилось и во вторник. Антон Ильич разволновался до такой степени, что, спроси его минуту спустя, о чем в точности говорил Алексей Евсеич, он вряд ли бы ответил. Помнил лишь, что выступать ему предстоит самым что ни на есть первым и что в присутствии обещает быть начальство весьма высокопоставленное, а потому, если только Антон Ильич не ослышался, его выступление, пройди оно удачно, станет для него возможностью вскорости получить новое назначение.
Будучи человеком неглупым и по истине деликатным, Антон Ильич счел неуместным выяснять, какое именно назначение имел в виду Алексей Евсеич. Не в его характере было снимать шкуру с неубитого медведя. Одно было ясно и так: предстоящий доклад был для него не просто важным, а в некотором смысле решающим, и потому Антон Ильич принялся за его подготовку со всей серьезностью и ответственностью, на какую только был способен.
Следующие два дня Антон Ильич посвятил составлению текста. Он кропотливо собирал данные, уточнял все, даже малозначительные на первый взгляд факты, сверял цифры. Одним словом, погрузился в работу с головой, и мысли не покидали его ни днем, ни ночью. Всем своим видом – задумчивым и отрешенным – Антон Ильич демонстрировал такую степень занятости и напряженной деятельности, что подчиненные, и без того относившиеся к нему с большим уважением, теперь и вовсе остерегались беспокоить его своими вопросами.
К пятнице доклад был готов. И лишь одно огорчало Антона Ильича: на этот день было назначено торжество, посвященное юбилею компании, которое он не имел права пропустить. И так прикидывал Антон Ильич, и эдак – но нет, за весь день ему так и не удалось изыскать объяснения, достойным образом оправдавшего бы его отсутствие на празднике. Когда Антон Ильич наконец понял, что деваться ему некуда и на вечер идти все-таки придется, он принялся успокаивать себя тем, что впереди у него целые выходные – времени предостаточно, чтобы как следует порепетировать.
Но было еще одно обстоятельство, крайне беспокоившее Антона Ильича. Людочка, его секретарша, доставшаяся по наследству от предыдущего директора, в последнее время вела себя совершенно недвусмысленно и несколько даже вызывающе. Антон Ильич имел все основания считать, что именно в эту пятницу ему предстоит отразить очередной натиск Людочкиного благорасположения.
– Постарайтесь понять, Людмила Григорьевна, – попытался объясниться накануне Антон Ильич, – быть директором далеко не так просто, как это может показаться со стороны. Положение вынуждает меня соблюдать дистанцию.
Людочка приблизилась к нему, сократив расстояние между ними до минимума, так, что выступающие части ее тела оказались прямо перед носом сидящего в кресле Антона Ильича.
– Вы будете завтра на вечере, Антон Ильич? – промурлыкала она, как ни в чем не бывало.
– Обязан-с.
Вечер тянулся мучительно долго. Занятый своими мыслями, Антон Ильич наблюдал за всем происходящим словно в тумане – ни в чем не участвовал, ничего не говорил и временами вообще забывал, где он находится. Ему все никак не удавалось отделаться от мысли, что он понапрасну тратит драгоценное время. К тому же ему начало казаться, что до понедельника оставалось не так уж много времени, а несколько глав его доклада были еще совсем сырыми и требовали тщательной доработки. От всех этих размышлений Антон Ильич места себе не находил и потому был несказанно рад, когда удобный случай позволил ему покинуть шумное заведение, ни с кем не прощаясь и не привлекая к себе особого внимания. Окончательно успокоился Антон Ильич только когда вошел в дом, запер дверь получше и отключил все свои телефоны.