– Ты – Петя Васечкин. Тебе 12 лет. Учишься в шестом классе. Двоечник.
– Ладно, стоп, стоп! Хватит! – заорал Васечкин, выпрямляясь, отрывая бороду и отбрасывая костыли. – Ну ладно! Ещё не вечер! Ты у меня попрыгаешь, умник! Ты стой здесь! – объявил он глубоко потрясённому Петрову и снова исчез.
Петров долго глядел ему вслед, затем наконец с трудом перевёл дыхание и взглянул на Горошко.
Тот был не менее потрясён и без слов развёл руками.
Тут откуда ни возьмись появился шикарный лощёный негр в белом костюме. Небрежно поигрывая тросточкой, он подошёл к роботу и на ломаном русском языке обратился к Петрову:
– Малшик, дай пьятак!
Петров уже держал пятак в руке. Негр бросил его в монетоприемник и на плохом английском языке вопросил: «Вот из май нэйм?»
Робот, погудев, невозмутимо ответил:
– Ты – Петя Васечкин. Тебе 12 лет. Учишься в шестом классе. Двоечник.
– Ну, это уже слишком! – на отличном русском языке произнёс негр, вытирая белым рукавом чёрную ваксу на лице – Нет, я всё-таки тебя сделаю! – проревел он. – Ждите! – загадочно сказал он Петрову и тут же исчез.
– Во даёт! – выдохнул ему вслед Горошко.
– Этот может! – подтвердил Петров.
Откуда ни возьмись появилась девочка с двумя косичками. Она прыгала через скакалку, напевая под нос: «Я не Петя Васечкин, я не Петя Васечкин!..»
– Мальчик, дай пятачок, я тебя поцелую! – обратилась она к Петрову.
– Ага! – сказал Петров, судорожно роясь в карманах. – У меня нету! – озадаченно сказал он.
– Ну и дурак! – заключила девочка и быстро сунула в монетоприемник какую-то шайбу.
Робот тревожно загудел, судорожно замигал лампочками.
– Кто я такая? – ласково спросила девочка. – Ну, говори! А?
Робот гудел всё сильнее, аж весь затрясся.
Наконец он глухо проскрежетал:
– Да, ты не Петя Васечкин!..
– Ну, что я сказал! – обрадовалась девочка, срывая с себя парик. – Что, съел?!!!
– ТЫ козёл!!! – произнёс робот, выплёвывая обратно засунутую в него шайбу. – Пока ты тут выпендривался, кино твоё уже кончилось!
Шайба впечаталась прямо в лоб поражённому Пете Васечкину.
Классиков надо беречь!
– Петька! – кричали ребята со двора. – В футбол идёшь играть?
– Иду! – крикнул в ответ Васечкин и помчался к двери, ухитряясь обуваться на бегу.
– Петя, Петя, – взывала к нему бабушка, собиравшаяся идти в магазин, – а пол за тебя кто, Пушкин будет мыть?!
– Ага, Пушкин! – весело отвечал Васечкин, натягивая перед зеркалом кепку и вратарские перчатки.
– А посуда? – продолжала бабушка. – Ты же посуду не вымыл!
– Посуду Гоголь помоет, – сострил Васечкин, открывая дверь, – Николай Васильевич.
И помчался вниз по лестнице. Бабушка в отчаянии высунулась в окно.
– Ты же пропылесосить обещал! – выкрикнула она.
– Лев Толстой пропылесосит! – донеслось до неё. – Граф!!
– Господи ты боже мой, никакого сладу с ним нет! – сокрушалась бабушка. – Что ты будешь делать!
Она взяла сумку и ушла в магазин.
Васечкин стоял в воротах, ловко прыгая за мячом. Но вот мяч перехватил какой-то сердитый мужчина.
– Хватит, наигрался! – сказал он центральному нападающему. – Опять двойку принёс. Марш домой!
И все уныло разошлись.
Васечкин вприпрыжку взбежал по лестнице, открыл дверь и… обомлел.
Пушкин выжимал половую тряпку в ведро. Затем он снял сюртук, который ему мешал, и… ПРОДОЛЖАЛ МЫТЬ ПОЛ.
– Я помню чудное мгновенье, – бормотал он, – передо мной явилась ты…
Из кухни показался вытиравший тарелку Гоголь.
– Давно хотел Вас поблагодарить, Александр Сергеевич, за подсказанные Вами идеи «Ревизора» и «Мёртвых душ», – говорил он, – отменная, доложу Вам, вышла вещица.
– Да ну что Вы, Николай Васильевич, – смутился Пушкин, – не стоит благодарности.
И снова стал выжимать тряпку в ведро.
Дверь из васечкинской комнаты открылась, и оттуда показался Лев Толстой. Он был босой и, шлёпая босиком по свежевымытому полу, сосредоточенно работал пылесосом.
– Всё смешалось в доме твоём, Петруша! – ласково и в то же время укоризненно сказал он вконец остолбеневшему Петьке.
Тот опомнился.
– Лев Николаевич, – залепетал он, – Николай Васильевич, Александр Сергеевич!!! Не нужно, я сам. Прошу вас, пожалуйста, товарищи классики, я сам. САМ!
– Ой ли? – недоверчиво поглядел на Васечкина Толстой, продолжая тем временем работать пылесосом.