— Ну, тоже еще нашел беду! Да он и сам никуда от тебя не уйдет. Я вот всю жизнь бываю в городе и каждый раз плутаю. Заблудиться там легко. Пусть едет!
— Не поеду! Вернусь домой! — захныкал Никита..
— Домой? — удивился Роман. — А где это твой дом?
— Школа…
— Школа! С этакой-то мордой! Я вот неграмотный, а внук нищего Лягляра грамотный! Полопочи еще у меня!
— Да, все-таки придется взять его с собой, — мрачно проговорил Григорий.
И пришлось Никите ехать с хозяином в город.
СЧАСТЛИВЫЙ ГОРОД ЯКУТСК
После десяти дней дороги они поздно вечером въехали на окраину города, окутанного густым морозным туманом. Теперь предстояло найти место для ночлега.
В первом дворе Роману отказали.
— Ну? — едва слышно спросил больной.
— Здесь полно… И сено у них все вышло.
— Вот горе-то… Придется ночевать под открытым небом. Тогда уж каюк мне…
Они проехали вдоль улицы. Их не пустили ни в один из дворов, и Григорий заволновался:
— Вечно торчишь в городе, а не смог подыскать себе постоянного двора… Вот и рыщем теперь, как псы бездомные…
— Разве что за Талое озеро нам поехать? Переночуем там у Сергея Эрбэхтэя, у того, что прозван «Пальцем». Хоть у него, конечно, как всегда, пьянка и карты, шумно тебе Гулсл… Зато он из наших, из нагыльцев.
— Скорей к нему!.. Кто бы он ни был, хоть нагылец, хоть сам сатана, все равно! Не замерзать же нам на улице… — заворчал больной.
Долго скрипели полозья по уснувшим улицам. Дорога была усыпана мерзлым конским навозом. Сани то и дело слегка подскакивали, и больной стонал от толчков.
— Господи, за что мне такая мука? Почему бы не помереть у себя дома, в тепле? — шептал Григорий.
Наконец остановились у какого-то покосившегося забора. Роман нырнул во двор, вскоре вышел с кем-то и отворил ворота.
Из трубы земляной юрты с ледяными окнами вылетали яркие снопы искр. Двор был заполнен санями, возле них топтались лошади, подбирая остатки сена. Григорий с Никитой вошли в юрту и сели на лавке у дверей, Роман и тот человек, что отворял с ним ворота, остались во дворе — перебрасывать поклажу из саней в амбар.
В юрте было шумно и многолюдно. За крайним столом, у самой двери, человек десять распивали водку. Плохо одетый подслеповатый старик выскочил вдруг из-за стола и, размахивая руками, завопил:
— Эх вы, дружки мои, а я парень-молодец, разудалый жеребец! Кто не знает сына знаменитого Выпи, Платона Стручкова Поножовщика? Мой отец Выпь имел полтораста голов скота. А у меня гроша ломаного нет за душой… Все промотал, все спустил здесь, в этой юрте. Пропил, проиграл… А ну, дружки, выпьем!
За вторым столом люди играли в карты, а вокруг них толпились любопытные.
— Есть! — крикнул толстяк с плоским лицом и блестящими глазами. При этом он с такой силой стукнул кулаком по столу, что замигала керосиновая лампа, подскочили монеты и разлетелись карты. — По десять в цвет масти!
Сухонький старичок в очках, беспрестанно облизывая кончики пальцев, быстро метал карты налево и направо. На мгновение он прервал свое занятие, вытащил из лежащей перед ним кучи бумажных денег ассигнацию с женским портретом, небрежно сунул ее толстяку и снова стал ловко и споро метать.
— Васька Хара[27] одной картой катеринку[28] отхватил, — пробормотал кто-то за крайним столом, но никто на это не обратил внимания.
Когда появился Роман, из-за пылающего камелька раздался грубый окрик:
— Эй, вы, из Нагыла! Подите разденьтесь вот тут и пейте чай!
Путники скрылись за камельком, разделись и вслед за толстой старухой с черной шишкой под правым глазом направились к столу. Это была хозяйка.
Вы что, мое будете есть или своего хватит? — спросила старуха, разливая чай.
— Есть у нас кое-что и свое, да все мерзлое…
— На первый раз угощаю, как. гостей, а потом платить будете, — бесцеремонно перебила хозяйка Романа. — Что, твой спутник болен?
— Да, болеет… Это мой старший брат, зовут его Григорием Егоровым… Он вот заболел…
— Сколько у тебя голов скота, Григорий Егоров? — осведомилась старуха.
— Да около сотни, — еле выговорил Григорий.
— Хорошо, оказывается, живешь… Если будете есть свое, то за ночь по пятьдесят копеек с человека возьму, а с лошади — по тридцать копеек…
— Накладно будет…
Роман не дал брату договорить и толкнул его локтем.
— Согласны, согласны, — закивал он. — Я думаю завтра-послезавтра устроить его на лечение… А этот мальчик будет пока жить здесь и ходить к своему господину в больницу. Да и вы можете использовать его, только кормите…
— За кормежку много найдется охотников до разных поручений! А тебе кажется, что у нас дорого? — вдруг обернулась хозяйка к Григорию. — Мы никого силой не оставляем. Нам не очень-то нравится эта толкотня, да приходится по бедности мириться. С каждым днем все дорожает — и дрова, и вода, и очистка двора. Да к тому же муженек мой картежник, выигрывает рубль, а проигрывает сотню… Эй, хозяин, пока еще юрту не проиграл, иди с нами чай пить!
— Сейчас, старуха, — откликнулся маленький старичок банкомет. — Ты на тридцать пять… У тебя цвет по пяти… А у тебя три по третям.
— Есть!.. На двадцать пять! — заорал Васька Хара и ухнул кулаком по столу.
Вскоре маленький старичок прекратил игру. Прихрамывая и откидываясь на каждом шагу назад, он, наконец, подошел к Жене, сел пить чай и сразу же затараторил:
__ Ну, рассказывайте, рассказывайте! Это ты, Роман, привез больного? Какое у него хозяйство? Как живет?
— Он старший брат Романа, — ответила сама хозяйка за гостя. — У него около ста голов скота…
— Хорошо живет человек!.. Принеси-ка выпить, старуха: ведь свои же люди приехали, устали, поди.
Сразу же появилась бутылка. А за тем столом, где уже давно пили, становилось все шумнее и шумнее. Вот к хозяину направился ковыляющей походкой какой-то человек из пьяной компании. Он что-то шепнул ему на ухо, и тот сказал жене:
— Ты попроворнее меня, поди вынеси ему две бутылки.
— А деньги?
— Э, да ты что, дружок, из ума выжила? Петр Чээмэй уж как-нибудь сумеет расплатиться за твою водку, если, конечно, не помрет этой ночью.
— Ты все еще мне веришь, братец мой! — Пьяница обнял старика, поцеловал его и поплелся за хозяйкой.
От выпитой водки Роман успел опьянеть и стал болтливым:
— Мы тоже хотим угостить хозяина. Два брата Егоровых как-нибудь сумеют заплатить за бутылку водки. За нами за двоими числится больше двухсот голов скота. А водки вот достать негде!
— Где же ты ночью достанешь? Разве вот у старушки моей выпросишь.
— Если уж вы заплатите мне, старой, за мои труды, тогда, пожалуй…
— И-и, да что говорить! Неужто они обеднеют от этого?! Такие ли они люди?! Лучше иди да побыстрее принеси, — бойко распорядился старик.
На столе снова появилась бутылка. Тотчас же вручив старухе трешку, Роман начал разливать водку.
— Сколько тебе сдачи вернуть? — заискивающе проговорила старуха и повертела бумажку.
— Да какая там сдача! — Роман отрицательно махнул рукой.
Григорий только крякнул.
— Я сын Выпи, Платон Поножовщик! — вдруг раздался возле них зычный голос. Одетый в лохмотья старик, прежде восседавший среди пьяниц за первым столом, метнулся к их компании и, чуть не раздавив Никиту, уперся руками в стол. — Мое богатство растрачено в этой юрте… Сергей Эрбэхтэй! Ты черный вор! Ты вот сейчас продал за три рубля водку, за которую сам только тридцать пять копеек заплатил. За сегодняшний день ты выручил триста пятьдесят рублей…
— Ты с ума сошел, Стручков! Ведь Васька Хара у меня триста рублей выиграл…