Его странное хобби, разминувшись со временем, кроме морального удовлетворения старого служаки, приносило людям, порой, лишь мелкие пакости, впрочем, иногда и пользу, изредка обнаруживая правонарушения и даже обличая настоящих преступников. А были, когда-то в далекой молодости, на заре его службы, славные времена преследований и азартных гонений. Пристальной слежки и облавы всякого рода личностей, не вписавшихся в установленные свыше нормы и правила - леденящий душу период, когда одно бездумно брошенное слово могло менять человеческие судьбы. В те далекие, юные годы, Максим Максимович, моложавым еще сотрудником "в штатском", великолепно играя роль, блуждал выискивая, темными ночками, вынюхивал, с живым пристрастием заглядывал в интимную жизнь людей, заводил знакомства с интересными мужчинами, входил в доверие, прекрасно проводил время и выуживал из собеседников, флиртуя приманками, всякого рода ересь, пророчащую непременное сожжение в кострах всесильного закона. А утром, бывало, после подобных вылазок, не выспавшийся, хмурый и даже как будто брутальный, прибывая в состоянии болезненной сонливости, занимался уже кабинетной деятельностью. Благо, его положение позволяло распоряжаться, капризничать, буйствовать и даже, при возможности, мстить: с остервенением, жестко и беспощадно штамповал дела и успешно продвигался по службе. И вот, уже ленно восседал в заслуженном мягком кресле, в отдельной комнате высокого учреждения, все такой же суровый в буднях, а за окнами стояла оттепель и страна не испытывала нужды в особо жестких и излишне безжалостных деятелях. Годы прошли, сменились времена и взгляды; мир, вроде как, немного поумнел, повзрослел, а стареющего пенсионера Максима Максимовича, преследовала уже тягостно и беспощадно самая, что ни наесть банальная бессонница и он, порою, не без ностальгии вспоминая молодость, все чаще и чаще, но, все более бесполезно и бездарно одиноко прогуливался по ночам.
Впрочем, гулять в поздний час, особенно в одиночестве, вдруг стало крайне не безопасно. Миновал цикл, нагрянули не спокойные времена. Как то случается в миру, в силу обстоятельств сменилась власть, причем, сменилась резко, кардинально и основательно, разрушив устоявшуюся прежнюю систему и внеся в общество бардак и смуту. После частичного крушения цивилизации жизнь спешила принять свое истинное обличие и вот, по темным улочкам районов, по закоулкам каменных джунглей, в пределах, конечно же, собственных территорий, рыскали, в поисках добычи, человекообразные хищники. Вырвавшись из штампованного стереотипа, мир проявлял природное разнообразия форм человеческих сущностей, в которых, на первых парах, главенствовал жестокий и агрессивный типаж. Но и Максим Максимович был не из пугливых, имел за плечами колоссальный опыт в общении с разного рода прослойками общества и не собирался отступать от принципов, из-за каких-то там "сезонных веяний природы". И, в эту, очередную ночь, как обычно ища чего-то, бесстрашно вышагивая во мраке, ноги привели его к небольшой вывеске, красовавшейся перед лестницей, уходящей в подвал, заставившей припомнить, совсем недавний телефонный разговор...
***
"Довольно занятное местечко. - подметил про себя Максим Максимович, пристраиваясь, в неимении свободных мест, за стол к пожилому мужчине, делящему трапезу с молодым человеком несколько странной, женственной наружности".
Максим Максимович, конечно же, извинился, представился, спросил позволения присесть, на что, мужчина, оторвавшись от позднего ужина, вежливо привстал, протянул руку приветствия и указал на свободный стул. Молодой человек, оторвавшись, от разговора с соседствующей компанией, лишь смерил его оценивающим, высокомерно презрительным взором и, отвернувшись, продолжил беседу. Итак, несколько старомодная, помятая фигура Максима Максимовича, в недавнем времени потревоженная ото сна, облаченная в неказистое одеяние одинокого ночного любителя свежего воздуха, страдающего бессонницей, явной доликой маразма и, несомненно, другими формами старческого бессилия, пристроилась, словно исключая будущие венчания в суевериях дам, обрюзгло, несколько в сторонке, за углом стола, и, изобразив неловкость, принялась наблюдать за происходящим.
Беглый осмотр показал следующее: трое, привлекательных с виду парней за соседним столом, примерно, 20 - 25 лет от роду, расположились, вальяжно, будучи определенно "под шафе", на диване. Заказ их довольно скуден: водка и фрукты. Итак, парень, занявший позицию в центре, наверняка, лидер группы. Внешность показалась Максиму Максимовичу, чрезвычайно знакома: интересный блондин, возможно (полумрак в купе с затемненными очками давали волю неформальной фантазии) с голубыми, скорее, небесной синевы глазами; широкоплечий, мускульного сложения. Он застыл каменным изваянием, развалившись в позиции античного полубога, раскинул руки на спинке дивана. Двое сотоварищей, менее вызывающей внешности, впрочем, ближний напомнил, в профиль, какого-то актера: коренастый, наверняка с крепкими бедрами, сокрытыми нависшей над ними, крышкой дешевого столика. В профиль, в полутьме, никак не удавалось разглядеть черты и вычислить схожесть. И, наконец, дальний: худощавый, чуть долговязый парень, впрочем, вполне широкоплечий, потенциально спортивного телосложения - всего лишь десять - пятнадцать восхитительных килограммов мышечной массы легко возвели бы его в ранг божества. Ну а пока, он контролирует бутыль с выпивкой, периодически подливая в опустошаемые стопки и, как положено, словно по команде, гогочет в поддержку любым, пусть, самым плоским шуткам товарищей.
Юный сосед Максима Максимовича по столу, обратив к нему спину, восседает полу боком к компании, участвуя в завязавшейся дискуссии: благо щадящая музыка позволяет вести ее на средних тонах голоса, изредка, переходящих в крик. Это молодой человек, того же возраста, яркой, несколько притягательной внешности, одет в обтягивающую кофту, с опоясывающим лисьем воротником на, по мальчишески, худощавых плечах. Максим Максимович, щуря под очками глаза, внимательно присмотрелся к его образу, вызвавшему в памяти поток смутных воспоминаний. Нечто далекое и туманное, захламленное грудой накопленного за долгую жизнь опыта, знаний, образов и т.д. и т.п. зашевелилось в глубине. Он попытался припомнить, но, бесполезно порывшись в памяти, отбросил затею и продолжил обзор. Мужчина визави наблюдателя, в степенных годах с профессорской бородкой. Ну очень похож на настоящего профессора. Тоже, заметить кстати, очень знакомое лицо.... Он ужинает. На его половине стола обильно устроились яства, которыми он великодушно делиться с соседом. Да, блюдо с нарезкой вежливо передал, в качестве угощения, соседствующей молодежи, наверняка, обнаружив скудность закусок на их столе. Приняв дары, парни стараются показать, что не очень то и нуждается в подношениях: принципиально довольствуясь жалкими остатками фруктов. Впрочем, время от времени, один из ребят, нехотя, берет в руку единственную, на троих, вилку, тянется к блюду, накалывает, не спеша, аппетитный кусочек и, на мгновение, раскрыв таящийся голод, быстро, с аппетитом заглатывает его. После, с той же неспешностью, кладет прибор на место.
- Не понимаю твоих наклонностей, Ленька, - горланит, заглотив лакомый кусок, худощавый, - вот баба, это да, она хороша! - протянул он в тоскливом выдохе, с нотками отчаяния, - Эх, вот это здорово! - добавил он взирая, наверное, сквозь потолок, но, в следующее мгновение ход мыслей отрезвил мечтателя, словно сместив в сознании потаенный рычажок, сменил нежное романтичное умиление на колючий и недоверчивый, с долею отвращения, опустившийся с небес взор, - А что хорошего в мужиках то?
- Ха, ну как же? - задумчиво тянет воротник, и в его мягких чертах отражаются недавние чувства худощавого, при мыслях о женщинах.
Опомнившись, он хитро прищурился, оценивая оппонента: " - А чего находят женщины в вас? И потом, по закону тщеславия, вы должны обожать, больше всего на свете, себя и лишь подобие себе, ну а потом уже, по возможности, если останутся чувства, что-нибудь еще. Поймите же наконец, господа, что ваше презрение основано не только на личной неприязни, на несоответствии мною и такими как я принятыми большинством общественными стереотипами, но и на страхе и непонимании. И потом, задумайтесь. Вот вы, к примеру, закоренелый гомофоб и гетеросексуалист, с отвращением взираете на пару счастливых мужчин, нежно взявших друг друга за руки? Твой уровень интеллекта так же кривил бы треугольную морду, взирая на "прекраснейший" акт разнополой любви бесполым гуманоидом... И вообще, в актах спаривания, для нейтрального сознания, вовсе нет ничего восхитительного. Это всего лишь ответ двух или более дикой страстью охваченных зомбированных тел, на всесильный призыв к взаимным действиям, изначально, "задуманный" мудрой природой только лишь для размножения, ну а далее раскрепощенный нуждой, сознанием, множеством возможностей, запутанный стечением обстоятельств и т.д. и т. п...."