— Нет, еще ближе… вот сюда…
Анна Федоровна взяла девочку за руки и притянула совсем близко к себе. Катя почувствовала запах тонких духов от её платка, лежавшего на маленьком столике. Потом их глаза встретились…
— Катя, ведь ты сейчас, вот минуту назад могла сказать и мне дерзость! — прошептала старушка грустным голосом. — Да? И сказала бы при всех… да? Ты нездорова, голубчик, у тебя такой дурной вид… Давно это с тобой…
Анна Федоровна обняла девочку свободной левой рукой и заговорила своим обыкновенным голосом:
— Ведь ты любишь батюшку? да?.. И Поликсену Карловну? Ведь ты понимаешь, каким тяжелым трудом она зарабатывает себе хлеб?.. И я уверена, что ты никогда не желала их оскорблять… Я убеждена в этом. Когда ты будешь совсем большой женщиной, то поймешь, почему всё так случилось, а сейчас я не могу тебе этого объяснить, — поймешь и то, почему я могу говорить с тобой совершенно спокойно, а Поликсена Карловна волнуется. Да, в свое время всё будет… А сейчас мне просто жаль тебя, как пожалела бы добрая бабушка. Вместе с тем, я не могу оставить тебя не наказанной: ты оскорбила Поликсену Карловну. Нужно быть справедливым прежде всего…
Лицо Кати судорожно вздрогнуло, а из-под опушенных ресниц посыпались крупные слезы. Ласковые слова Анны Федоровны точно схватили её за сердце: старушка своей любящей душой угадала творившуюся в этом детском сердце великую тайну, ту тайну, о которой не догадывалась и сама Катя. Девочка с неожиданной смелостью обхватила обеими руками шею Анны Федоровны и молча прильнула своим заплаканным лицом к этому сморщенному лицу, улыбавшемуся своей хорошей, печальной улыбкой.
— Милая… родная Анна Федоровна, я сама не знаю, как всё это вышло… А сейчас понимаю только одно, что больше всех огорчила вас. Ведь я всех так люблю… а всех больше вас…
— Хорошо, хорошо…. Иди и позови сюда Поликсену Карловну, — спокойно ответила Анна Федоровна, вытирая на своем лице чужие слезы.
Катя отправилась в гостиную, где Поликсена Карловна ходила одна. Ей хотелось здесь наедине извиниться предварительно, но классная дама взглянула на неё с таким презрением, что этот порыв замер в зародыше. Когда они вернулись в кабинет, Катя искренним тоном просила извинения. Классная дама мельком взглянула на молчавшую Анну Федоровну, потом на заплаканное лицо грубиянки и ответила:
— Я слишком уважаю себя, m-lle Клепикова, чтобы сердиться на вашу неприличную выходку… Всё зависит от Анны Федоровны.
— M-lle Клепикова сознает свою вину и извинится перед вами на глазах всего класса, — проговорила Анна Федоровна. — Нужно быть справедливым… Теперь, m-lle Клепикова, вы можете итти в класс и сделаете всё, что вам скажет ваша собственная совесть.
Когда Катя вышла из кабинета, Анна Федоровна с оживлением прибавила:
— Эта Клепикова очень хорошая девочка, но она не совсем нормальна, Поликсена Карловна… Не мешайте ей примириться самой с собственной совестью. Да… У неё золотое сердце, а это дороже всего. Чем мы строже её накажем, тем будет лучше для неё.
Поликсена Карловна, хотя и была очень добрая особа, но её несколько обидело это исключительное внимание к грубиянке. Помилуйте, «девочка», «золотое сердце», «примириться с собственной совестью» и т. д. Их в классе пятьдесят человек, и каждая будет позволять себе разные выходки. Благодарю покорно… Анна Федоровна поняла эти тайные мысли и тихо прибавила:
— Вы не обижайтесь на меня, Поликсена Карловна… Припомните, как вы сами были такой же девочкой, как эта Клепикова, и я, право, не вижу причины из простой глупости переходного возраста делать целую историю. Надеюсь, вы меня понимаете…
— О, я исполняю свой долг, Анна Федоровна…
Этот ответ не понравился начальнице, но она промолчала.
Катя с такой же искренностью повторила свои извинения перед классом, так что правосудие получило полное удовлетворение.
Когда, после окончания уроков, она собирала свои книжки, к ней подлетела Любочка и без всяких предисловий бросилась на шею.
— Катя, миленькая, как я боялась за тебя… — шептала она со слезами на глазах. — Когда тебя вызвали к начальнице, мне чуть не сделалось дурно. Я так боялась, так боялась, точно сама была виновата во всем… Ведь, если бы я с тобой сидела на одной парте, так ничего бы не было.
— Я не знаю, как всё это вышло, Любочка… А книгу мне всё-таки жаль.
— Ну её совсем, твою книгу!.. Ах, как я рада, что всё кончилось благополучно. Ты не можешь себе представить.
Они возвращались опять вместе, как бывало раньше, и Катя почувствовала, что с её плеч точно свалилась гора. Ведь целых три месяца Любочка дулась на неё, не знаю за что… На подъезде встретился о. Евгений.