Он, крадучись, спустился к берегу.
— Скорей, а то уйдут в реку!
Гуси, вытягивая шеи и злобно шипя, неуклюже перебирают лапами. Между ними с писком путаются гусята.
— Обходи с той стороны! — командует Хаматкан. — Скорей, Агубе, уйдет!
Несколько гусят сорвались с поваленного ствола дерева. Мы кинулись к ним. Хаматкан поймал двух, мы с Агубе — по одному. Остальные бросились в воду и вплавь пустились к тому берегу. Гуси подняли тревогу. Гусята у нас в руках пищат, и гуси не знают, как им быть — то ли выручать гусят, то ли спасаться самим.
Хаматкан и Агубе спрятали своих гусят за пазуху. А я все еще держал в руках. До этого я много раз слышал от мальчишек, что они крадут на реке гусят, и тайком завидовал им. А теперь, когда у меня самого оказался в руках гусенок, я вдруг почувствовал себя как-то неловко и не знал, как дальше быть с этим пищащим жалким комочком пуха и тепла.
— Пошли скорей, а то кто-нибудь увидит! — торопил Хаматкан.
Агубе подтолкнул меня:
— Чего рот разинул?
Я вздохнул:
— Нехорошо воровать чужих гусят…
— Ишь какой совестливый! А сам накинулся на них коршуном.
— Я сейчас отпущу его.
— Отпустишь — и пропадет, — сказал Хаматкан.
Агубе поддержал его:
— Или же лисица поймает.
— Почему?
— Потому что отбился от стаи.
Я посмотрел на тот берег. Гусей и в самом деле след простыл.
— Как же быть?
— Чего тут раздумывать? — сказал Хаматкан. — Неси домой — и весь разговор.
— На будущий год выведет тебе целую стаю гусей, — подхватил и Агубе.
Думают, что я глупее их. И, конечно, считают трусом. Будь что будет!
— Пошли! — сказал я и решительно повернул домой.
Гусенка я тоже сунул за пазуху. Он все время пищал и вырывался из рук, а теперь притих. Я, крадучись, пробирался домой, опасаясь, как бы кто не догадался, что у меня за пазухой гусенок.
Как только я выпустил гусенка на пол в кухне, он сразу бросился бежать. Сунулся под стол. Потом забился в угол, за веник. Оттуда — к печке… Я ему насыпал отрубей, но гусенок даже и не подошел. Я устал гоняться за ним и махнул на него рукой…
Солнце зашло. На землю спустилась прохлада, стало легко дышать. Коровы до сих пор нет, придется идти искать. Вот уже несколько дней не привозил ей травы, и она снова повадилась пастись за ручьем.
Но далеко ходить за ней на этот раз мне не пришлось, я натолкнулся на нее за углом Бердова дома. Может, она надеялась, что я приготовил ей сочный ужин, и уже направлялась домой.
А вот и Дзыцца идет по улице. Я подошел к ней, взял у нее сумку и мотыгу. Откуда-то появились и сестрички. Бади выхватила у меня сумку и поволокла за собой. Сразу сунулась в кухню. Я крикнул ей:
— Смотри, гусенок убежит!
Дзыцца резко повернулась ко мне:
— Какой гусенок?
Я знал, что мне придется ответить на этот вопрос, и ответ у меня был готов.
— На берегу Уршдона нашел.
Хоть я и ответил без запинки, Дзыцца почувствовала, что я говорю неправду. От нее ничего не скроешь. Не зря она любит повторять, что мысли человека написаны у него на лбу. Она сразу заподозрила неладное.
— Где, говоришь, нашел?
— У самого спуска, за поворотом. Отбились от стаи. Мы с Агубе и Хаматканом пожалели их.
Если она до сих пор хоть немного верила мне, то как услышала о Хаматкане, утвердилась в своих подозрениях.
— Сколько раз я тебе говорила, чтобы не ходил с Хаматканом!
— Агубе тоже с нами был. Хаматкан принес двух гусят, а мы по одному…
— Вы тоже недалеко ушли от Хаматкана. Только Хаматкану досталось два гусенка, а вам всего по одному…
— Мы не крали… — прошептал я.
— Помолчи лучше! До сих пор хоть не обманывал меня, а теперь лжет и глазом не моргнет! Зачем принес чужого гусенка! Ишь ты, пожалел!..
Я больше не смел возражать ей.
— Вот бы Баппу увидел твои проделки! Вот бы обрадовался! Каждое письмо с фронта твоим именем начинал, а ты воришкой сделался. Сегодня — гусенок, завтра — индюки и бараны. А послезавтра, гляди, по дворам начнешь лазать…
Лучше бы не видать мне в жизни никаких гусей, чем слышать такие упреки… Баппу — моя самая большая гордость. Как же я мог не подумать о нем!
Но я снова попытался оправдаться:
— Будто, кроме меня, никто гусят не приносил…
— А почему ты по этим воришкам равняешься?
— Я ни по ком не равняюсь.
— В таком случае сейчас же отнеси гусенка туда, откуда принес. Понял?
Я ничего не мог сказать и стоял, потупившись.
— И если когда-нибудь повторится подобное, то считай, что матери у тебя нет!