Горничная посмотрела на нее исподлобья:
— Да, мои отношения с подсудимым трудно назвать дружескими. Но во многом он виноват сам. Он заставил меня ненавидеть…
Государственный обвинитель резко поднялся с места.
— Ваша честь! Я не совсем понимаю, почему мы изучаем эти письма? Откуда они вообще взялись?
Судья внимательно взглянул на Дубровскую.
— Защитник, как я понимаю, эти письма вы получили не из рук свидетеля. Можете прояснить ситуацию? Откуда они у вас взялись?
Елизавета была в замешательстве. Что им сообщить? Рассказать о том, что письма передала ей цыганка? Бред, да и только!
— Источник пожелал остаться анонимным, — проговорила она.
— Тогда мы не можем признать их доказательствами и вести о них речь в суде, — быстро среагировал прокурор.
— Но позвольте! — с отчаянием в голосе произнесла Елизавета. — Ведь это имеет отношение к делу! Эти письма доказывают, что у свидетеля обвинения был умысел оговорить подсудимого. Они доказывают…
— Они ничего не доказывают. Государственный обвинитель прав, — пресек возражения судья. — Формально эти письма доказательствами не являются. Вы взяли их невесть откуда и заставляете нас поверить в их подлинность.
— Но вы лишаете подсудимого права на защиту! — воскликнула она.
— Вы получите замечание в протокол, — последовало предостережение судьи. — Адвокат, а вы вообще слышали о неприкосновенности частной жизни?
— Но если речь идет о свободе человека…
— Не заставляйте повторять меня дважды, — повысил тон судья. — Если у вас еще есть вопросы, то задавайте их. Нет — отпускайте свидетеля.
Елизавета проглотила набежавшие на глаза слезы.
— Хорошо, я продолжу. Свидетель, у вас была причина испытывать неприязнь к подсудимому?
Мария посмотрела поочередно на судью, прокурора, адвоката. Она ровным счетом ничего не поняла из той дискуссии, свидетельницей которой стала. Очевидно было одно: у адвоката откуда-то взялись письма. Ее письма! Стало быть, отпираться не имело смысла.
Она распрямила плечи.
— Была причина. Он посмеялся над моими чувствами.
— Ваша честь! Призовите защитника к порядку, — потребовал прокурор. — Она опять использует данные из сомнительных источников. Я так понимаю, вопрос с письмами закрыт?
— Ваша честь, я больше не ссылаюсь на письма, — ответила Елизавета и демонстративно убрала пачку со стола в портфель. — Я просто задаю вопросы свидетелю, а она отвечает.
Судья пожевал губами.
— Защитник прав. Это всего лишь вопрос. Вы можете продолжать, Дубровская…
Настал черед судебных прений. Несмотря на заранее заготовленную речь, голос Дубровской немного дрожал.
— Подведем итоги, уважаемый суд, — она вздохнула и отложила в сторону бумаги. Нет, она не будет говорить по шпаргалке. — Обвинитель показывает на человека и убеждает: «Он украл!» А вы в этом уверены? Находчивый коллега господина Липмана путается с описанием внешности злоумышленника; эксперт не уверен в своем заключении, а бедная девушка Маша и вовсе настолько зла на подсудимого, что в любом человеке, прыгающем через изгородь, ей видится ее несостоявшийся любовник. Вероятнее всего, преступников было двое. Если один из них — наш подсудимый, то покажите мне другого! Почему достопочтенный прокурор не сказал ничего по этому поводу? Да просто потому, что у него нет версий. Вы забыли про тот телефонный звонок, который прозвучал в доме Липмана так вовремя? Настоящий преступник хорошо знал его привычки, его распорядок дня и ту его маленькую слабость, благодаря которой он и попался на крючок. Так вот женский голос в трубке принадлежал сообщнице. Звонила вовсе не клиентка ювелира, о которой он нам говорил ранее. Вернее, его собеседница представилась ее именем и даже сумела его убедить в том, что это именно она. Женщина заговаривала его глупейшими вопросами, пока ее сообщник обчищал кабинет. Конечно, любое преступление оставляет следы. Но в этом случае следы уперлись в глухую стену. Проверив распечатку принятых вызовов на домашний телефон Липмана, следователь установил, что номер таинственного абонента принадлежит некоей бабе Дусе, которая за пятьсот рублей любезно предоставила свою трубку первому встречному. Все, тупик! Но почему об этом молчит прокурор? Ведь данные этой проверки есть в материалах дела. На самом деле все просто. Не так легко говорить о том, чему не находишь объяснений.
Так что, уважаемый суд, вам решать, виновен или нет телохранитель Липмана в краже. Но, по моему мнению, «Тигровый глаз» сейчас находится не в тайнике, дожидаясь выхода подсудимого на свободу, а в чьих-то проворных руках, которые знают, как поступить дальше. Досадно…