На крыльце показался рослый, бородатый мужик. Он тоже был в ватнике, на ногах высокие болотные сапоги.
Стрежнев опустил руку в карман, подошел к крыльцу.
— Кто в доме?
Мужик подозрительно посмотрел на Стрежнева, под прокуренными усами легла усмешка.
— А кого вам надо?
Идти в открытую Трофим Ильич не решился.
— Немцы или партизаны здесь бывают?
— Немцы иногда заглядывают.
— В доме кто?
— Я с дочкой.
— Вы лесник?
— Вроде.
— Идите со мной, — приказал Стрежнев.
— Это зачем? — Лесник насупился. — Мне и тут неплохо.
— Со мной товарищ. Помогите перенести в дом.
Лесник сошел с крыльца.
— Где ваш товарищ?
Долинина положили в небольшой горнице на широкую скамью. Он лежал, закрыв глаза. На бледном лицо блестели капли горячего пота.
— Согрейте воды, — распорядился Стрежнев. — Бинты у вас есть?
— У меня не аптека, — сухо отозвался лесник. — Любка! Поставь воду. — И неожиданно он сказал Стрежневу: — А вас утром искали немцы.
У Стрежнева дрогнули пальцы. Он повернулся к леснику, но промолчал.
Девочка принесла воду. Трофим Ильич осторожно снял с Долинина куртку, пропитанную кровью рубашку и повязку. Лесник стоял рядом, лицо у него было полное, обветренное, с крупными складками на лбу. Зеленоватые глаза его внимательно следили за быстрыми и расторопными движениями Стрежнева. Лесник молчал и только раз крикнул дочке:
— Любка! Принеси новую простынь. Рубаху тоже. В сундуке, кажись, она. — И когда девочка принесла простынь и рубаху, он подал их Стрежневу. — Простынь рвите. Заместо бинтов. В деле не была. Рубаха тоже.
Трофим Ильин кончил перевязку, надел на Долинина новую рубаху.
— Ловко это у вас выходит, — заметил лесник. — Вы доктор?
— Да, — ответил Стрежнев. Он понял, что таиться нет надобности. — Партизаны далеко?
— Любка, иди на улицу, — сказал лесник и, когда девочка ушла, продолжал: — Сейчас далеко. Позавчера они с карателями на полустанке дрались. Это километров десять отсюда. Карателей много положили. И нашим досталось. Раненых много. А доктора у партизан нет.
— Как нет? — ужаснулся Стрежнев. Он не представлял, как можно воевать и обходиться без врача.
— Нет, — повторил лесник. — У них фельдшер всеми делами заправляет. Наш, местный.
— Вы можете провести к партизанам? — спросил Стрежнев.
— Пеше далековато. — Лесник задумался, потом продолжал: — Есть лошадь. Правда, без телеги. Телегу-то немцы отобрали, а лошадь в лесу была — осталась. Если верхом, завтра к полудню на месте будем.
Сообщение лесника обрадовало Стрежнева. Он посмотрел на Долинина: лицо с подозрительной желтизной, под закрытыми глазами синева.
— Двоим верхом можно?
— А чего ж.
— Вы поедете и захватите его с собой, — Стрежнев кивнул головой на Долинина. — Потом за мной пришлют. А его в первую очередь. Плох он. — И негромко Трофим Ильич добавил: — Боюсь, как бы не было у него заражения крови.
Стрежнев думал, что Долинин не слышит их, но тот повернул голову, открыл глаза, глухо сказал:
— Трофим, ты поезжай… Раненые там… Врач нужен. За мной пришлешь подводу.
— Глупости! — рассердился Стрежней. — Ты тоже ранен.
— Я один, а там много… Много раненых. Я слышал… Не упрямься, Трофим…
Стрежнев пытался возражать, но вмешался лесник.
— Доктор, ваш товарищ верно говорит. Много раненых там. И верхом неловко ему. Как бы хуже не было. А на подводе-то удобнее. Мы мигом, а дочка пока присмотрит.
Долинина перенесли на кровать. Лесник ушел за лошадью и вскоре вернулся.
— Можно ехать.
Но Стрежнев мешкал.
— Вдруг немцы? Вы же говорили — утром были…
— Были и пока не придут, — успокоил лесник. — Я их повадки выучил. Теперь ден пять, а то и больше не появятся.
Долинин поймал руку Стрежнева, слабо пожал ее.
— Поезжай, Трофим… Нужнее ты там… — И уже когда Стрежнев направился к выходу, Долинин окликнул его: — Подожди… Подай сумку.
Трофим Ильич взял с лавки сумку.
— Книгу достань.
Стрежнев знал, о какой книге идет речь. Он достал ее и подал Долинину.
Долинин подержал ее в руке, потом протянул Стрежневу.
— Трофим, давно она со мной… Подарили. Очень хорошая книга… Возьми… На память.
Стрежнев спрятал книгу под борт куртки и отвернулся от Долинина. Он не хотел, чтобы тот увидел на его глазах слезы. Сердце ныло. Ныло так, словно в предчувствии большой беды.
Только на другой день Стрежнев добрался с лесником в отряд. В землянках было действительно много раненых партизан. У некоторых началась гангрена. Фельдшер — маленький, неуклюжий, с желтым от усталости лицом — метался по землянкам. Стрежнев, не передохнув с дороги, приступил к делу.