— Скоро к вам переедут Эрдэлиры. Живите с ними дружно. Они хорошие, особенно Дмитрий, — говорит Егордан.
Он роняет мешок и шапку на землю, поднимает сыновей на руки и крепко прижимает обоих к своей широкой груди. Потом, вернув их жене, хватает с земли свои пожитки, нахлобучивает шапку и, размахивая полупустым мешком, быстро уходит.
Так уезжал он каждую осень с другими бедняками, сопровождая грузы, отправляемые богатыми земляками в Охотск. Вернувшись из Охотска весною, лето Егордан проводил в семье. Он работал на покосах богачей, стараясь урвать время, чтобы запасти на зиму дров и сена для себя.
Тяжело приходится возчикам. Около ста верст надо проехать по якутской земле на лошадях, а дальше начинается «земля тунгусов». Тут уже едут по снежной целине на оленях. То и дело груз приходится перетаскивать на себе через бурлящие надледные потоки таежных речек.
Останавливаясь на ночлег, возчики распрягают оленей и отпускают их, привязав на шею каждому животному тяжелую дубину, чтобы не ушел олень далеко, не затерялся в бескрайних лесах. Затем разгребают глубокий снег, ставят шалаш, разводят внутри костер, расстилают вокруг него ветки — и ночлег готов.
На рассвете люди отправляются на поиски оленей. Хорошо, если ночью не напали на них волки и не загнали в непроходимые дебри. Но бывает, что олени и сами разбредаются в поисках корма. Часто застигают тут людей жестокие бураны, и многим суждено навеки сложить свои кости где-нибудь среди бурелома.
Вот и теперь Егордан повез грузы Федора Веселова в Охотск. Надолго ушел отец Никиты. Осиротела маленькая юрта. Придет еще скудная весточка о нем, когда вернется Федор Веселов с границы якутской земли, а потом уже ничего не будет известно о Егордане, и до самой весны останется семья без отца.
Дед ушел проверять силки, поставленные на зайцев, а Никитка смотрит, как мать, готовясь к зиме, обмазывает юрту навозом и глиной. Но вот заплакал Алексей, и мать, направляясь в юрту, просит Никитку:
— Ты, милый, далеко не отходи.
— Не уйду, — соглашается Никитка.
— Я только покормлю Алексея и опять выйду.
— Ладно.
— Да смотри на реку не ходи, слышишь, вода теперь холодная.
— Хорошо…
Никитка остается один. К реке ходить нельзя.
Вон она… Широко раскинувшись в низине, плавно течет привольная Талба. В воде отражаются горы, громоздящиеся на противоположном берегу. На реке покачивается маленькая двухместная лодчонка Лягляров, по-здешнему — ветка. Она привязана к тонкому тальнику.
Туда нельзя. А хорошо бы быстренько спуститься и посмотреть на ветку. Ну, хоть одним глазком взглянуть и вернуться!..
И Никитка мигом оказывается на берегу, возле ветки. Ночью вода прибыла, и на середине, там, где быстрое течение, бурлит стремнина. А у берега спокойно. Вот, едва заметно крутясь, медленно проплывает сухой листочек тальника.
Никитка вытягивает ногу и старается зацепить пальцами листочек. Потом он ступает в реку и вот уже по колено в воде бродит взад и вперед, все больше и больше входя во вкус. Наконец Никитка ложится поперек ветки и пытается покачаться. Но ветка крепко привязана к тальнику, и у Никитки ничего не получается.
Никитка выходит на берег и принимается неистово колотить камнем по узлу, который держит ветку на привязи. Он во что бы то ни стало хочет развязать узел и даже пробует перегрызть его зубами. Для чего это? Ну, конечно, для того, чтобы освободить ветку и уж тогда покачаться всласть.
Наконец, после долгих трудов, ветка избавлена от пут. Теперь она стала легкой и подвижной. Мальчик вскарабкивается на нос и, лежа на животе поперек бортов, попеременно погружает в воду то голову, то ноги.
Эх, хорошо!
Внезапно Никитка замечает, что тропинка на берегу плавно отдаляется от него. В ужасе он вскакивает, но тут же переваливается через борт и падает в холодную воду вниз головой.
Мгновенно все вокруг синеет. Никитка чувствует, что он погружается все глубже и глубже, и начинает отчаянно барахтаться, чтобы выбраться на поверхность. Потом он некоторое время лежит возле самого берега, вцепившись пальцами в мокрый песок. Наконец он садится, и осматривается.
Ветка, поворачиваясь к нему то боком, то кормой, уже выходит на середину реки и весело плывет по течению. В лучах заходящего солнца на середине Талбы сверкает белая полоса кипящей воды. Как только ветка достигает этого места, вдоль борта ее возникают светлые блики, и вдруг там все вспыхивает.
— Никита-а-а! — раздается над обрывом встревоженный голос матери.
Громоздящиеся на том берегу горы с готовностью отзываются гулким «а-а-а…». «А-а-а…» — доносится из соседнего низкорослого лесочка.