Я запоминаю эту тему: стоит к ней вернуться, обсудить среди людей, мыслящих аналогично. Может быть, поищу таковых в викином университете — туда я и пройти смогу без проблем, и концентрация умных людей там высока. А пока что достаю Шопенгауэра и принимаюсь за чтение. Мобильник ложу перед собой — если вдруг придет смска от Вики, я прочитаю ее на миг раньше.
Вика уже привыкла, что я всегда рядом, и знает, что я работаю на ее отца телохранителем. Ее телохранителем.
— Ты неплохо устроился, — заметила она как-то, — совмещаешь приятное с полезным.
И правда — это действительно удобное и практичное решение с любых точек зрения. Сергей Викторович некоторое время полагал, что я — обычный себе альфонс, охотник за богатой невестой. И, может быть, подозревал, что инцидент с собакой подстроен. А чуть позже, когда я отнял у придурка пистолет — резиноплюй, но внешне точная копия «макара» — сообразил папа, что кавалер дочурки непрост. Так как обычно альфонсы особыми личными качествами, помимо внешних, не отличаются. Так что теперь у меня водятся честно заработанные деньги. Правда, многие продолжают считать меня альфонсом — все-таки бойфренд и телохранитель в одном лице явление редкое — ну да черт с ними.
Я читаю, поглядываю периферийным зрением на людей, идущих мимо. В основном, это студенты. Вот группка из четырех девушек — вероятно, второй курс. Проходят в метре от машины, одна из них, смазливая, с озорным курносым личиком, замечает, что я смотрю на нее, и подмигивает — многообещающе, я бы сказал.
Моя внешность — обычная. Такие лица, как мое, не запоминаются, взгляд за них не цепляется. Комплекция обыкновенная. Я ничем не выделюсь в группе обычных двадцатилетних парней. Налицо занятная формула — девочка с хорошими внешними данными раздает авансы самому обычному парню. Да только математика простая — я сижу в порше.
Студентки проходят мимо, я продолжаю за ними следить в зеркало заднего обзора и слушаю, что они сейчас скажут.
— Это тачка Вики Санниковой, — подсказывает курносенькой ее подруга, — с филфака.
— А этот тогда?..
— Парень ее. Я их вместе видела.
Курносая сбита с толку:
— Да? И что она в нем нашла…
Они уходят дальше, за пределы досягаемости моего тонкого слуха, я улыбаюсь сам себе: очко в мою пользу, я предполагал, что последует такая реакция. Конечно же, она клюнула на дорогую машину, и тут, по правде говоря, улыбаться нечего: тенденция подменять людей вещами уже давно приобрела характер общевидового бедствия. Генный набор, которым определяются в стае животных альфа-особи, это и есть тот дар, который получат от родителей потомки. Эволюция в действии — самые лучшие особи оставляют самое лучшее, жизнеспособное потомство. В экстремальных ситуациях погибают более слабые, выживают только альфа-представители вида. И их потомки тоже «альфа» — и вот уже весь вид получает данные альфа-предков. А потом из этих альфа-особей выделяются новые — сверх-альфа, лучшие из лучших. И опять же, выживают сильнейшие. И весь вид делает новый шаг вверх по лестнице эволюции.
А вот «хомо сапиенс» — это вид, на котором эволюция дала осечку. И ладно бы дело было только в жизни и смерти слабых — тогда еще не все так трагично. Альфа оставляют альфа-потомков, те кто ниже — потомков рангом пониже… Такая вот ступенчатая эволюция. Но истинная беда заключается в подмене генных наборов вещами. Теперь статус «альфа» уже не у самого сильного и умного, можно иметь брюхо до колен, лысину и одышку — и быть альфой. Дорогая тачка и счет в банке — хорошая приманка для женщины, ничего, кроме полученного от родителей генного набора не имеющая. Результат — слабые, больные дети. А деньги по наследству передать можно не всегда. Случается, скажем, экономический кризис — и оппа, больной от рождения ребенок толстосума оказывается на обочине жизни, а то и просто погибает, потому что деньги, в отличие от набора хромосом, можно потерять. А дети бедных, но здоровых родителей становятся элитой — ибо у них больше всего шансов выжить.