Двор Сувора словно норманнский или чудинский, хотя и сам он, и жена его Даля словене, только показалось кузнецу добро так построить, и построил, кто запретить может? У большого очага посередине дома вечером собирается вся семья Сувора, поговорить о делах, решить что-то. Чтобы не было беды от огня у Сувора, как и у других ковалей славянских, да и не только у них, места, где железо варят да куют, поставлены подальше от жилых строений. У Сувора печь совсем недалеко от воды, правда, где берег повыше. Зорень любит смотреть, как дед с подручными ту печь-дманницу загружают, да потом железо из нее тащат и куют. Это полдела, позже из него будут ковать вещи так необходимые. Без топора ни дом не построишь, ни дров не нарубишь, одними сухими веточками очаг не наполнить. И без ножа ничего не сделаешь. И без меча. И рогатина на конце тоже кованым железом одета. Да много что кузнецы могут, и выходит, без их труда не прожить человеку? Сказал как-то об этом Зорень деду, мол, ковали в человечьем житье самые главные. Крякнул тот довольно сначала, бороду свою короткую в кулак собрал, потом головой покачал:
– Так-то оно так, Зорень, да только и без тех, кто хлеб ростит, да одежду шьет, да борти держит, да рыбу ловит, да у печи возится, тоже не проживешь.
Не успокоился Зорень, свое спрашивает:
– Так кто в работе самый главный?
Снова усмехнулся дед:
– А кто работает, тот и главный. Все труды хороши, коль хорошо делаются. Запомни это, Зорень. Делай любую работу хорошо, и славен будешь. Крепко запомни, чтоб мне за тебя стыдно не было.
Не успели разогнуться да водицы испить после одной крицы, а уж поспевает следующая. Погнали новую домницу. И снова сначала меха, потом молот. Тяжело дается человеку железо, а что легко? Хлебушек тоже тяжело и любая другая работа. Если думать только о том, что тяжело, лучше вовсе не работать, лечь да помирать. А если радоваться сделанному, так любая работа не в тягость будет. Приучает Сувор внука, чтоб понимал, что работа не тяжестью запоминается, а результатом, сделай хорошо, и обрадуешься, а люди тебя добрым словом поминать станут.
Только вторую домницу открыли, как старший внук Сувора Гинок прибежал.
– По Волхову лодьи плывут! Большущие!
– Откуда?
Махнул недотепа рукой не поймешь куда:
– Оттуда!
Рассердился на внука Сувор:
– Покажи толком, с Ильменя или с Нево?
– С Нево.
– Так лодьи или норманнские корабли?
– Не, – закрутил головой Гинок, – купцы плывут.
– Ну, купцы подождут, – отмахнулся Сувор. Работа не терпит, нельзя останавливать. Купцы из Свеи или еще откуда издалека торг вести завтра будут. А Гинок не отстает, теперь уж к отцу липнет:
– Мать на берег идти хочет. Пустишь ли?
Цыкнул на него Гюрята, чтоб не приставал, не время отвлекаться. Понял Гинок, что лучше убраться подобру-поздорову.
А у дмицы про него тут же и забыли, не до того.
От Варяжского моря гости с товарами нечастые, если кто и приплывет, то больше с оружием. И это не удивительно, ведь сердит древний Волхов, по нему не слишком разгуляешься, такие стремнины есть меж крутых высоких берегов, что редко какая лодья пройдет. Потому купецкие лодьи особо привечают. Купцы действительно пристали к берегу, помогли им ладожане лодьи насухо подтащить, к себе позвали. Только боятся свеи, чтоб не растащили добро, издалека привезенное, не идут в дома. Махнул рукой чудин Якун, коли боятся, так пусть и спят вповалку у своих кулей, не так знобко, чтоб окоченеть за ночь. Купцы развели костры у лодей, сели греться. Не вытерпели ладожане, кое-кто подсел разузнать, что привезли, чем порадуют. Но видно, те свеи впервые в Ладоге, хвалят не нахвалятся тем, что ладожане и видели много раз, и сами делать умеют. Особо один старается, словно уж и торг ведет:
– Паволоки ромейские есть, тонкие, с золотой нитью, не то что ваши полотна, на солнце сушенные да в воде мокшие! Ножи знатные, хоть на медведя с ними, хоть на врага, все одно, с первого взмаха голову отрежут. Украшения женские да мужские такие, что глаза разбегутся, со всего света. Бусы, браслеты, ножны для мечей, из кости много что…
Усмехаются ладожане, не поймет свей почему, а те кивают, мол, завтра ты нам свое покажешь, а мы тебе свое, и поглядим, чье лучше будет. Разгорячился гость, божится своим богом, что лучше, чем у него, и не сыщешь, готов об заклад биться. Хорень и предложил заклад, да с усмешкой, мол, побоишься, гость, не сдюжишь. Разъярился свей, поклялся на всем своем товаре против шапки Хореня, остальные гости его успокаивают, хоть тоже и впервой на Ладоге, а наслышаны про умение ладожан да про торги у них хорошие и понимают, что не зря так уверен Хорень. Только первого не остановить, побились об заклад. Смеются ладожане, советуют Хореню к Сирку сходить, чтоб шапки не терять. Тот согласно кивает, я, мол, не говорил, что у меня все есть, но у ладожан точно.